127. «Черепашка»

Уилберфорс Гастингс рассуждал о различиях между английской и русской традициями чаепития, попутно угощая Франсуа Лароша чаем с молоком.

Француз с сомнением смотрел на сладкую жижу, плескавшуюся в его чашке.

— Вы уверены, дружище, что это можно пить? – спросил он наконец.

— А вы сомневаетесь? – хмыкнул флайт-лейтенант. – Тысячи храбрых английских летчиков пили это без всяких сомнений.

— Русский чай мне нравился больше, — признал Ларош. – Когда товарищ младший лейтенант Вася, помнится, раздобыл где-то самовар…

В этот самый момент в ангар всунулся Змей Горыныч и проревел:

— Вася разбился!

Англичанин и француз, забыв свои споры, вскочили и бросились к взлетно-посадочной полосе.

Горыныч топал за ними. Земля под лапами дракона содрогалась.

Франсуа обернулся к Горынычу:

— Погоди, Горыныч. Тут что-то не так… что значит – «разбился»? Сбили его, что ли? Так в этом, вроде бы, нет ничего страшного…

— Как ты мог заметить, басурман, — проворчал дракон, — я всегда исключительно точен в выражениях. Васька взлетел и тут же грохнулся. Я такого никогда не видывал. Может, сбой в программе? Серверные глюки? А может, с личностью Василия что-то произошло… Вы с флайт-лейтенантом все-таки люди, в отличие от меня. Попробуйте разобраться.

— Зато вы с Васей одной национальности, — возразил Уилберфорс Гастингс.

— Совместными усилиями, камрады, попробуем помочь товарищу младшему лейтенанту, — подытожил Ларош.

Все трое приблизились к месту крушения.

На взлетно-посадочной полосе лежал изрядно поврежденный самолет невиданной конструкции. Среди обломков сидел Вася… и хохотал.

Он смеялся так, что по его лицу текли слезы.

— Ничего себе! – трагически взревел Змей Горыныч. – Я тут тревогу бью, переживаю, а он смеется!

— Не могу… — Вася обтер лицо ладонями и посмотрел на подошедших к нему товарищей. – Братцы, со мной такое впервые в жизни. Взлетел на новом, экспериментальном самолете – и упал.

— Самолет плохой? – недоверчиво осведомился Гастингс.

— Или с управлением не справились? – добавил Ларош.

— Да нет, — Вася досадливо тряхнул головой. – Представляете, я так смеялся при виде этой «черепашки», что у меня руки тряслись… Я просто не смог взлететь! Приподнялся и брякнулся. До сих пор хохот разбирает.

Гастингс обошел упавший самолет кругом:

— В самом деле, оригинальная конструкция.

— Да она ужасно смешная! – подхватил Ларош. – Что это? Порождение фирмы «Чэнс-Воут», известное как V-173, оно же ХF5U, оно же Pancake – «Летающий Блин», оно же Zimmer’s Skimmer – «Шумовка Циммермана»?

— Все точно, — кивнул Вася. – Я думал, что готов к встрече, но не выдержал. Никогда в жизни не видывал такого смешного самолета!

— Кстати, это творение своего рода гения, — заметил Уилберфорс Гастингс. – Скажем так, ученого умника. В нем все логично. И потому работает. Если, конечно, не ржать, как сумасшедший, и не падать вместе с самолетом от хохота.

— Он довольно прочный, — вставил Вася. – На нем много падали и всегда без больших последствий.

— А сколько их построили? – поинтересовался Ларош.

— Да всего ничего, — отозвался Вася. – По-моему, один и летал, экспериментальный. Сделал сто девяносто полетов – и устарел… Но удовольствия, конечно, принес своим создателям и испытателям просто море.

— И что, его долго делали? – осведомился дракон.

Вася покосился на Горыныча. Не верил, что тот не знает. Ему казалось, что древний змей знаком с абсолютно всеми моделями летательных аппаратов. Но спорить не стал и просто ответил:

— Да с начала тридцатых. Был такой бакалавр в области электротехники – Чарльз Циммерман. В тридцатом году в штате Канзас окончил университет. Заодно прослушал курс аэронавтики. Видимо, учился блестяще и подавал большие надежды, потому что его взяли в Национальный консультативный комитет по аэронавтике в Лэнгли. Этаорганизацияболееизвестнакак NACA, National Advisory Committee for Aeronautics.

— А чем он там занимался? Ловил зеленых человечков из космоса? – ехидно поинтересовался Франсуа Ларош. – Глядя на сконструированный им самолет, нетрудно поверить в «летающую тарелку».

— Его специализацией стала работа над совершенствованием аэродинамических труб, — ответил Вася. – В тридцать третьем году Циммерман вздумал конструировать самолеты. Тогда он и начал применять свою революционную схему. Видите эти жуткие винты? Циммермановское детище. Уже первый его аппарат имел два воздушных винта большого диаметра на законцовках крыла. Они вращались в противоположных направлениях. Образованные ими вихри компенсировали те, что сходили с концов крыла. Это препятствовало перетеканию воздуха через законцовки и увеличивало аэродинамические качества аппарата в четыре раза.

— И что, действительно работало? – удивился дракон.

— Поначалу не очень… — Вася вздохнул. – Мне почему-то кажется, что первый самолет Циммермана не был принят потому, что там пилот и двое пассажиров размещались не сидя, а лежа на животе. Как-то это слишком авангардно. Но Циммерман не унывал и продолжил работу над своим «дископланом».

— Неужели ему на это кто-то давал деньги? – Уилберфорс Гастингс недоверчиво поднял брови.

— Полномасштабный самолет Циммерман, конечно, «не тянул» и денег ему не давали, — отозвался Вася. – Но он построил модель с размахом крыла в два метра. Модель была радиоуправляемая. Запуск показал, что аппарат страдает от сильнейшей вибрации винтов. Исправить дефект не удалось. Но Циммерман не унывал. В тридцать шестом он построил еще несколько моделей – на сей раз с полуметровым размахом крыла. Есть даже видеосъемка полетов этих моделек. Можно найти в Интернете и полюбоваться. Циммерман показывал записи в NACA и просил денег под проект, но там отказали.

— Экие они консерваторы, — восхитился Гастингс. – Я думал, такое свойственно только англичанам.

— Не только, — качнул головой Вася. – Тем не менее Циммерман нашел понимание у Юджина Уилсона — президента корпорации «Юнайтед Эйркрафт», отделением которой и была фирма «Чэнс-Воут». Уилсон предложил Циммерману работу. Главной проблемой на время стало…

— Дай угадаю, — вмешался дракон. – Нужно было найти летчиков-энтузиастов, которые поверили бы в то, что этот блин способен летать и вообще не создан для того, чтобы убивать пилотов.

— Как всегда, зришь в корень, Горыныч, — кивнул Вася. – Чарльз Циммерман пошел по испытанному пути и построил еще одну летающую модель с электрическим двигателем. Эта модель буквально сломала лед. Военные моряки увидели в будущем самолете палубный истребитель. «Летающий блин» при хорошем ветре мог взлетать почти без разбега. А при слабом ветре ему требовалось не более семидесяти метров для разбега. В марте тридцать девятого начались работы над самолетом. В августе полномасштабную модель начали продувать в аэродинамической трубе. Циммерман помнил, как подвели его винты на первой машине, поэтому поставил вот этих монстров — трехлопастные винты диаметром свыше пяти метров, — и начал работу над редукторами для их синхронизации.

— Погоди-ка, — остановил Васю Ларош. – Если винты такие жуткие, то какими должны быть шасси?

— Высокими, — вместо младшего лейтенанта ответил англичанин. – Стояночный угол самолета должен быть невиданным.

— Ну и что? – пожал плечами Вася. – В этом самолете все выглядит дико, но на самом деле он абсолютно логичен. И поэтому летает. Стояночный угол в двадцать два градуса при крыле сверхмалого удлинения полностью оправдан. Именно такой угол атаки и требуется для создания необходимой для взлета подъемной силы…

— Меня восхищает просчитанность, абсолютная логичность этого самолета, — вмешался Горыныч. – Со стороны поглядеть – такое вообще летать не может. А на самом деле перед нами – торжество математики.

— И как сложилась судьба этого «торжества»? – поинтересовался Ларош. – Сильно сомневаюсь в том, что была заказана даже небольшая серия.

— Четвертого марта сорокового года ВМС Соединенных Штатов заказали фирме «Чэнс Воут» один образец для проведения летных испытаний, — ответил Вася. – В сентябре сорок первого машину наконец построили. Теперь ее следовало продуть в аэродинамической трубе NACA в Лэнгли. Но там, друзья мои, уже была здоровенная очередь из самолетов, которым требовалась та же операция! В результате «Летающий блин» простоял в очереди аж до начала сорок второго.

— Сюрреализм какой-то, — не выдержал флайт-лейтенант.

— Вам это должно быть близко, Гастингс, — вставил Франсуа Ларош. – Это напоминает английский готический роман.

— Мы переходим к оптимистической части, — сообщил Вася. – Осень сорок второго. Самолет наконец готов к испытаниям. Найден отважный летчик – бывший пилот ВМС Бун Гайтон. Некоторое время Гайтон сомневался. Общался с Циммерманом, обсуждал с ним любые мелочи. Совершал пробежки по полосе аэродрома фирмы «Воут». И вдруг во время одной из пробежек самолет подпрыгнул. Он как бы рвался в воздух. Гайтон решился. Двадцать третьего ноября сорок второго Бун Гайтон нацепил свой талисман – шлем для игры в бейсбол, — и по стремянке забрался в кабину.

— Диковато же он выглядел, — заметил Гастингс.

— Полагаю, зрелище было диковинным, — кивнул Вася. – Ребята из охраны аэродрома не удержались – у многих были камеры. Хотя вообще-то фотографировать этот самолет было запрещено, он считался секретным проектом. В первом полете Гайтон столкнулся с жуткой нагрузкой на рули. У него буквально не хватало сил отклонить ручку управления. Сделать разворот попросту не получалось. Гайтон навалился на ручку, схватил ее обеими руками – и наконец с превеликим трудом развернул самолет. Через тринадцать минут после взлета машина села. Она коснулась земли на скорости в восемьдесят километров в час и пробежала по земле всего пятнадцать метров.

— Полагаю, несмотря на сложности, самолет понравился, — хмыкнул Гастингс.

— Бун Гайтон в «Летающий блин» просто влюбился. Когда устранили главный недостаток, остались еще другие – например, плохой обзор из кабины. Тем не менее полеты продолжались. Бун Гайтон совершил тринадцать вылетов на «Блине», а потом – поскольку он все-таки был летчиком-испытателем фирмы, — разбился. Разбился он, испытывая серийный «Корсар». Угодил в больницу. И пока отлеживался в госпитале, на «Блине» летал другой пилот фирмы «Воут» — Ричард Бурроугс. Третьего июня сорок третьего Буррогус совершил вынужденную посадку на песчаный пляж – в воздухе отказали моторы. Самолет коснулся земли на скорости в двадцать четыре километра в час. Колеса шасси увязли в песке, самолет скапотировал, но летчик отделался синяками.

— А вообще много было аварий «Летающего блина»? – поинтересовался дракон и почему-то облизнулся.

— Почти совсем не было, — пожал плечами Вася. – Несколько вынужденных посадок, и все они заканчивались без последствий для пилотов. Прочная конструкция и малая посадочная скорость – залог вашей безопасности!

— Вообще все это звучит как какая-то самодеятельность, — поджал губы Франсуа Ларош. – Талантливый человек развлекался за счет военно-морского флота.

— Не совсем, — покачал головой Вася. – Если не вкладывать деньги в эксперимент, то можно отстать от жизни. Это раз. И второе – имелись серьезные планы превратить «Летающий блин» в истребитель. Предполагалось установить на него шесть пулеметов калибром в двенадцать и семь десятых миллиметра. Или, как вариант, два пулемета и пара двадцатимиллиметровых пушек «Форд-Понтиак». Этот самолетик имел большой диапазон скоростей: садился при двадцати километрах в час, а развивать мог свыше восьмисот.

— Неплохо так, — кивнул Гастингс. – Странно, что он не полетел.

— Долго делали, — сказал дракон. – Но, думаю, развлеклись на всю катушку. Когда прототип-то выкатили?

— Двадцать пятого июня сорок пятого, — вздохнул Вася. – Еще один опоздавший к войне. Конечно, еще была Корея, но до Кореи он не дожил.

— Что, разбился? – спросил англичанин, стараясь сохранить хладнокровие.

— Нет, был списан как устаревший, — объяснил Вася. – Несмотря на всю свою перспективность, этот самолет уже ничего не мог. Наступила эпоха реактивных двигателей. Поэтому наш старый знакомый – тот, что садился на пляж и спасал своих пилотов прочностью конструкции, — после ста девяноста полетов отправился… Нет, не на металлолом, а в Смитсоновский институт в музей. С сорок седьмого года он работает экспонатом. Вместе с «хрустальными черепами» майя и другими артефактами американской культуры.

В этот момент над головами собеседников появился еще один «Летающий блин». Зрелище было одновременно и забавным, и завораживающим. Горыныч хохотал, выплевывая комочки пламени. Младший лейтенант Вася развел руками, как бы говоря: «Теперь вы меня понимаете!»

XF5U приземлился. Из самолета выбрался Билл Хопкинс. Штаб-сержант был бодр и весел.

Увидев друзей, он помахал им рукой:

— Что это за комитет по встрече? Где, в таком случае, цветы?

— Мы как раз обсуждали историю этого смешного самолета, — кивнул Вася.

Билл Хопкинс критически оглядел место крушения.

— Как это тебя, Вася, угораздило? Ты ведь даже, кажется, не взлетел!..

— Впервые в жизни, — развел руками Вася. – Не справился с управлением.

— Он со своим характером не справился, — влез Горыныч. – Не надо было смеяться над хорошим аппаратом.

— Аппарат что надо, — подтвердил Хопкинс, хлопая рукой по «Летающему блину». – Не знаю, почему его «блином» называют. Скорее, он черепашка.

— Судя по скорости, не такая уж «черепашка», — засмеялся Ларош.

— Называйте как хотите, а самолет просто прелесть. Если предолеть смешливость, конечно, — штаб-сержант метнул в сторону Васи язвительный взгляд. – Вот фройляйн Шнапс – серьезная девушка, так она на нем очень аккуратно летает.

— Что, и она тоже? – удивился Ларош.

— Она любознательна, — вступился за Брунгильду Билл Хопкинс. – И даже совсем неплохо полетала. Правда, никого не сбила. Рекомендовал я ей взять фугасные снаряды, но она не стала. А вообще лично я предпочел сразу топовый вариант – четыре двадцатимиллиметровые пушки.

— Как и замышлялось, — прибавил Горыныч. – Ну, в реальном-то проекте.

— Машина, братцы, просто чудо, — продолжал американец. – Удовольствие огромное. Высоту набирает быстро, запрыгивает на четыре тысячи. Хотя, в общем, выше зоны комфорта чувствует себя плохо. Выше двух тысяч метров теряет свое главное преимущество – виражную маневренность. Кстати, Брунгильда на этом и погорела, — Хопкинс понизил голос. – Увлеклась легким набором высоты – ну и бодрый «Тайгеркэт» отправил ее вниз… Только ей не напоминайте, она переживает.

— Ладно, что мы, звери какие, — вздохнул Вася. – Говори, Хопкинс, где летал. Или это военная тайна?

— Да тайны уже особой нет, — покачал головой Билл Хопкинс. – Попал я на фьорды. Группа товарищей мне попалась слаженная, шли на высоте трех тысяч. Я старался не отбиваться. Начался бой, тоже как по нотам: пять на пять. «Лайтинг» атаковал меня сверху, и я стал уходить с сильным снижением. «Лайтинг» нырнул за мной, однако я успел развернуться. Разошлись мы с ним друг над другом, и тут мой противник совершил ошибку – пошел круто наверх. Я на моей верной «черепашке» развернулся и догнал его. Ну и сбил…

— Быстро это произошло или вы половину срока друг за другом гонялись? – осведомился Горыныч. – Что-то из твоего рассказа не ясно.

— Да в считанные секунды все и случилось, — ответил штаб-сержант. – И пока мы с коллегой друг друга убивали, мои союзники успели посбивать почти всех врагов. Остался последний враг – Ил. И я за ним погнался. Тут какая тонкость, если еще не поняли: никогда не нужно атаковать Ил с задней полусферы – бортовые стрелки там исключительно лютые.

— Да знаем! Знаем! Что ты об очевидном, — отмахнулся Вася.

— Лучше всего, стало быть, заходить сверху и спереди. С одного захода эту зверюгу все равно не сбить. Так что мы с моей маневренной «черепашкой» аж три раза на него заходили: атакуем – резко уходим наверх, тормозим, делаем круг и атакуем по новой.

— И что, сбил? – поинтересовался Горыныч.

— А то! Сбил, конечно! – браво ответил Билл Хопкинс.

Все помолчали, поглядывая на диковинный самолетик.

Наконец общее молчание разрушил Горыныч:

— «Летающий блин», говорите? Интересно, как он на зуб дракону? Полетаю-ка я с кем-нибудь из вас. Кто берет Pancake? Вася, ты? Пора загладить позор!

© Е. Хаецкая. 24.04. 2014.

Обсудить сказку на форуме.