— У товарища младшего лейтенанта какой-то на редкость похоронный вид, — шепнул флайт-лейтенант Гастингс Брунгильде Шнапс.
Та кивнула:
— Я даже знаю причину. — И, чуть покраснев, пояснила: — Я не подслушивала. Просто оказалась в финотделе одновременно с Васей. И, кстати, у меня это задание таких мрачных предчувствий не вызвало.
— Страшно спросить, какое именно, — сказал Гастингс.
— А вы не бойтесь, — поддела его Брунгильда. — Спрашивайте, отринув страхи и сомненья. Вы же боевой лётчик.
— Одно дело — враг, вооружённый пушками и пулемётами, другое — леди, рассерженная неуместным любопытством джентльмена, — вывернулся англичанин.
Германская лётчица рассмеялась:
— Да ладно вам!.. Впрочем, ответ скорее уязвит ваше самолюбие, чем моё: нам с товарищем младшим лейтенантом поручено сбить три самолёта противника на «Бленхейме», причём в одном бою.
— Оу! — молвил Гастингс с той неподражаемой интонацией, которая всегда отличает истинного британца. — Только-то и всего?
— Вообще-то оно действительно выглядит пугающе, — в разговор вступил Вася, который как раз к тому времени подошёл к собеседникам. — И я, кстати, не стыжусь в этом признаться. Самолёт, по моему мнению, в общем и целом довольно симпатичный, но ранние изменения в игре пошли ему не на пользу.
— В смысле? — поднял бровь Гастингс.
— В смысле, что «Бленхейм» летает на четвёртом уровне — иначе говоря, с по-настоящему высотными самолётами сталкивается редко. Весь бой проходит «в партере». А именно там «Бленхейм» страдает неповротливостью. Любой мало-мальски опытный игрок на «Ишачке» распилит беднягу — пусть не с одного захода, зато наверняка…
— Звучит безнадёжно, — вздохнула Брунгильда Шнапс.
Вася махнул рукой:
— Всё ещё хуже, чем звучит. Если «Бленхейм» закинет к игрокам пятого уровня, где бой в основном проходит на удобной для нашего «англичанина» высоте, то там его встретят серьёзные высотные машины, превосходящие его в скорости и огневой мощи.
— Ну да, — медленно протянул Гастингс. — Это же логично.
— Ну и во-вторых, — сказал Вася, — представил я себе, друзья мои, команды, состоящие сплошь из «Бленхеймов», которые, толкаясь, пихаясь и ругаясь, стремятся отбить друг у друга драгоценный фраг… Словом, как-то нехорошо мне стало.
— Вы, Вася, главное не нервничайте, — заботливо произнесла Брунгильда. — Давайте сосредоточимся на том, какой хороший, в общем и целом, самолёт был этот «Бленхейм».
— Да ничего он не был хороший, — не выдержал Гастингс. — Бронирование паршивое, вооружение и бомбовая нагрузка — так себе, — а между тем в самом начале Второй vировой у англичан ничего альтернативного не находилось. И приходилось на таком слабоватом самолёте совершать рискованные дневные поё`ты над оккупированной немцами Европой. Попутно шла известная полемика насчет бомбометания с пикирования. В консервативных английских ВВС, как вы помните, считали, что это неэффективно и так далее.
— Ага, и тут прилетели Ju.87, которые с пугающей наглядностью доказали обратное, — кивнул Вася. — И в результате бедные «Бленхеймы» превратились в пикирующие бомбардировщики. Хотя некоторые джентльмены продолжали делать вид, что это что-то вроде тяжёлого истребителя.
— Кстати, у нас на сервере этот самолёт тоже проходит по ведомству тяжёлых истребителей, — напомнила Брунгильда Шнапс. — Но так или иначе, а у самолёта славное боевое прошлое. Одной из первых его получила знаменитая Восемьдесят вторая эскадрилья.
— А чем она была знаменита? 1 насторожился Вася.
— Ну как же, топила подводные лодки, геройствовала над Францией в сороковом году, потом — над Мальтой, — начал перечислять Гастингс.
— Начнем с того, что она была сформирована в семнадцатом году и заявила о себе ещё в эпоху Великой войны, — сказала Брунгильда Шнапс. — Правда, в конце девятнадцатого её существование прекратилось. Точнее «заморозилось», поскольку в июне тридцать седьмого она чудесным образом возродилась как легкобомбардировочная.
— И на чём летали? — поинтересовался Вася.
— О, это были «Хинд» фирмы Хаукер, — охотно ответила Брунгильда. — Припоминаете? На этих устаревающих, можно сказать, прямо в полёте машинах лётчики учились приёмам бомбометания и воздушной стрельбы… Затем весной тридцать восьмого на ту же базу, где размещалась Восемьдесят вторая, перевели ещё Шестьдесят вторую бомбардировочную. И вот тогда оба соединения начали перевооружаться «Бленхеймами». А это оказалось непросто, поскольку новые самолёты имели непривычную двухмоторную силовую установку и множество технических новшеств. Что потребовало напряжённой подготовки. Но народ был уже «тёртый», так что новый самолёт освоили практически безболезненно. Обучение длилось всё лето тридцать восьмого года. Пятнадцатого июля обе эскадрильи вошли в состав Второй авиагруппы Бомбардировочного командования.
Разговор подхватил флайт-лейтенант Гастингс:
— Эскадрильи сочли настолько подготовленными, что во время Мюнхенского кризиса в сентябре тридцать восьмого их держали в состоянии боевой готовности для возможных атак на немецкие электростанции. Конечно, история не знает сослагательного наклонения — эти атаки не состоялись. Но, если бы они произошли, думаю, пилоты на «Бленхеймах» бы справились. Учитывая, как они действовали в дальнейшем.
— Изменилось ли для пилотов «Бленхеймов» что-нибудь после Мюнхена? — спросил Вася. — В смысле, куда их перебазировали?
— Для начала любопытное новшество появилось в подготовке, — кивнул Гастингс. — Командование окончательно уверилось в том, что ВВС следует наращивать. Так что в эскадрильи пришли новички. И начиная с января тридцать девятого пошли тренировки — учились выполнять разные задания и, что важно, — длительные полёты в режиме максимальной экономии топлива. В общем, обходилось без потерь, если не считать известного инцидента: во время одного из таких тренировочных перелётов у «Бленхейма», который пилотировал сквадрон-лидер Уистондейл, отказал двигатель. Пришлось совершать жёсткую посадку около Дерби… В июле тридцать девятого прибыли «Бленхеймы IV», имевшие лучшие технические характеристики. Тем временем пилоты Восемьдесят второй помогали перегонять эти самолёты в Египет, а восемнадцатого июля девять «Бленхеймов» совершили демонстративный полет над северной Францией — с целью «показать флаг».
— Эффектно, — сказала Брунгильда. — Жаль, что у нас на сервере никто не летает с целью «показать флаг».
— Мы работаем на результат! — хмыкнул Вася.
— Результат может быть различным, — заметил Гастингс. — Психологический эффект тоже нельзя списывать со счетов. Кроме того, «Бленхеймы» летали на разведку. Двадцать седьмого сентября тридцать девятого — первое боевое задание эскадрильи. Тогда три экипажа должны были слетать посмотреть, что делается на северо-западе Германии. Отличился экипаж пайлот-офицера Форда — он привёз несколько удачных аэрофотоснимков. И вот мы приближаемся к высшим моментам в истории нашей эскадрильи. Четвёртого декабря тридцать девятого командование принимает уинг-коммандер граф Бэндон, а это была личность харизматическая.
— Между прочим, — перебила Брунгильда Шнапс, — существует немалая вероятность того, что один из немногих сохранившихся до нашего времени «Бленхеймов», — я имею в виду экспонат Шеттл-Уортского музея авиации, — принадлежал как раз Восемьдесят второй эскадрилье. Может быть, даже самому графу Бэндону.
— А как он туда попал? — заинтересовался Вася.
— Вероятно, валялся на какой-нибудь свалке авиационной техники, — вздохнула Брунгильда. Она всегда трепетно относилась к судьбам самолётов. — Энтузиасты музея вытащили его и полностью восстановили, причём в оригинальном камуфляже. И, как и все самолёты музея, он продолжает подниматься в воздух, осчастливливая народ на различных авиашоу.
— А какой это «Бленхейм»? — спросил флайт-лейтенант.
— Четвертая модель, — ответила Брунгильда. — Может, на нем летал сам граф Бэндон!
— Это так романтично, — поддакнул Вася, улыбаясь одними глазами.
Брунгильда поняла, что над её энтузиазмом посмеиваются, и надулась.
— Ладно вам, — примиряющим тоном вступил Гастингс. — Давайте вернёмся в годы войны. Предполагаю, нас это умиротворит… Восемьдесят вторая эскадрилья начала боевые действия двадцатого декабря: пять экипажей производили разведку над Северным морем. И при этом несли бомбы — вдруг встретятся корабли противника? Чтобы зря не летать, так сказать. И действительно, «Бленхеймы» обнаружили и атаковали несколько вражеских минных тральщиков.
— Но немцы, конечно, не смотрели сложа руки, как англичане разделываются с их тральщиками? — нахмурился Вася.
— Ясное дело, — кивнул Гастингс. — Bf.109 перехватили «Бленхеймы» и повредили один из них. Впрочем, англичане сумели отбиться и уйти. Так продолжалось с переменным успехом — вплоть до двадцать седьмого февраля сорокового года, когда «Мессершмитты» уничтожили «Бленхейм» флайт-офицера Блейка над полуостровом Гельголанд. Это была первая боевая потеря Восемьдесят второй.
— Через месяц, — сказала Брунгильда, — эта же эскадрилья добилась большого успеха: одиннадцатого марта «Бленхейм» сквадрон-лидера Делепа уничтожил немецкую подводную лодку. Экипаж умело использовал облака для прикрытия. Атака оказалась для немцев совершенно неожиданной. В U-31 угодило сразу две бомбы, и она просто утонула со всем экипажем. И это была первая германская подводная лодка, уничтоженная английским лётным экипажем.
— Ура, — заключил Уилберфос Гастингс.
— В общем и целом это был успех самолёта «Бленхейм», — подтвердила Брунгильда.
Вася расхохотался:
— Я так полагаю, экипаж немного помог самолёту, а?
— Отрицать бесполезно, — улыбнулась и фройляйн Шнапс. — И что касается экипажей «Бленхеймов». Не знаю, читали ли вы бесконечно печальные военные рассказы известного английского писателя Роальда Даля — того самого, что впервые разглядел гремлинов на крыле своего «Харрикейна», — но он несколько раз упоминает «парней на «Бленхеймах».
— И в каком контексте? — заинтересовался Вася. — Я художественную литературу не читаю — некогда, — признал он.
— Персонаж Даля — обычно истребитель, — сказала фройляйн Шнапс. — В рассказе «Пустяковое дело» в центре повествования — лётчик «Гладиатора». Кстати, в отличие от Олдриджа, воспевшего этот героический биплан, Даль просто ненавидит «Гладиаторы». Утверждает, что они как будто нарочно созданы для того, чтобы быстро сгореть в воздухе. Так вот, приземлившись на аэродроме в Ливии, истребители получают приглашение от «парней на «Бленхеймах» выпить чаю.
— Англичане, — прошептал Вася. — Непременно им надо выпить чаю.
— Это Ливия, Вася, — напомнил Гастингс. — Там жарко.
— Лётчик на бомбардировщике — другой, более тяжеловесный, чем истребитель, — продолжала Брунгильда. — Собственно, каков самолёт — таков и пилот. «Помню, какие спокойные были парни с «Бленхеймов», — говорит герой рассказа Даля. — Они зашли в палаточную столовую выпить чаю и пили его молча. Напившись чаю, поднялись и вышли, так и не проронив ни слова. Я знал, что каждый из них старается сдерживаться, потому что дела у них тогда шли не очень-то хорошо. Им приходилось часто вылетать, а замен не было».
— Так это не спокойствие, это сдержанность! — сказал Гастингс.
— Так или иначе, а «Бленхейм» в какой-то мере предполагает твёрдость духа, — настаивала Брунгильда Шнапс. — И вот вам подтверждение из реальной истории. Утром семнадцатого мая сорокового года двенадцать «Бленхеймов» во главе с уже знакомым нам Делепом вылетели с авиабазы Уоттон в Англии — для бомбардировки вражеской бронетехники в районе Жемблу.
— Это когда уже началось вторжение немецких войск во Францию? — уточнил Вася.
— Вторжение началось десятого мая, — кивнул Гастингс. — Так что да, именно эти операции.
— Я продолжу, — перебила Брунгильда. — Семнадцатого «Бленхеймы» должны были вылететь, но истребительное сопровождение не появилось. В результате эскадрилья ушла без прикрытия. Когда английские самолёты приблизились к цели, их встретил плотный заградительный огонь зенитной артиллерии. Один «Бленхейм» загорелся. Дальше налетели Bf.109, и начался ожесточённый воздушный бой. Десять «Бленхеймов» были сбиты.
— Ещё один сгорел от зениток, — ошеломлённо проговорил Вася. — Значит, остался один?
— Да, — кивнула фройляйн Шнапс. — И тот был повреждён. Сержант Моррисон с трудом — буквально дотащил — самолёт до базы. Эскадрилья была, по сути, уничтожена. Но оставался моральный дух. Граф Бэндон собрал то, что оставалось, — последние самолёты и последних людей, — и уже двадцатого мая повёл шесть «Бленхеймов» на бомбардировку вражеской техники. Благодаря ему Восемьдесят вторая не прекратила своё существование, а была укомплектована заново.
— Все это геройство не помогло остановить немецкое наступление, — напомнил Вася. — Конец мая — конец сопротивления французской армии. Окружение в Дюнкерке…
— И, кстати, граф Бэндон все не мог успокоиться, — добавила Брунгильда. — Когда уже все было фактически кончено во Франции, вечером двадцать четвёртого мая он совершил успешный одиночный рейд на Гравелинье. Один из тех полётов, которые остаются в легендах.
— Стало быть, «Бленхеймы» Восемьдесят второй прикрывали эвакуацию Дюнкерка, — задумчиво проговорил Гастингс. — По-моему, мы уже вспоминали этот эпизод.
В этот момент к друзьям подошёл Франсуа Ларош. Видно было, что французский пилот только что вернулся с задания: он выглядел усталым, но довольным.
— А вы тут все теоретизируете? — Ларош поздоровался со всеми за руку. — Между тем ваши товарищи совершают подвиг за подвигом.
— Вы летали на «Бленхейме»? — Младший лейтенант с любопытством уставился на Лароша. — И как? Трудно далось?
— Вовсе нет, — Франсуа Ларош покачал головой. — К моему удивлению, я выполнил задание в первом же бою.
— Расскажите, как вам это удалось, — потребовал Уилберфорс Гастингс.
— Охотно, мой английский друг, — французский лётчик улыбнулся чуть усталой улыбкой, в которой сквозило легкое превосходство. — Управление стариной «Бленхеймом» стало приятнее. На низких высотах он чувствует себя свободнее, чем раньше. Легко выходит из пике и возвращается на свою высоту. Кстати, по сравнению с тем, что было прежде, и управление стало более лёгким. Маневрирование позволяет беречь форсаж — нужный для того, чтобы оторваться от более манёвренного лёгкого истребителя.
— Звучит обнадеживающе, — заметил Гастингс.
— Ну и не в обиду будь сказано англичанам, репутация у нашего тяжёлого английского самолёта, кажется, сложилась не ахти, — Ларош усмехнулся. — Похоже, игроки отнеслись к заданию без энтузиазма. Впечатление от «Бленхейма» остались не слишком приятные. В общем, в небесах оказалось не так уж много «Бленхеймов»: в моей команде четыре, во вражеской — пять.
— И как прошло? — Брунгильда жаждала подробностей.
— Я поднялся на высоту в тысячу шестьсот метров, — начал Франсуа Ларош. — И долго кружил над центром карты «Каньон». Внизу в ущелье кипел виражный «догфайт». Истребители кружились в яростной попытке уничтожить друг друга. Я довольно долго выбирал себе добычу. Главный залог успеха в бою на тяжёлом истребителе — не суетиться.
— То, что Даль говорил о «парнях на «Бленхеймах», — они «спокойные», — прошептала фройляйн Шнапс.
Франсуа не присутствовал при предыдущем разговоре и не понял этой фразы. Поэтому он просто продолжил рассказ:
— Выбрать цель мне было непросто. Кого-то слишком хорошо прикрывали товарищи по команде, кто-то летал слишком низко — буквально брил траву… В общем, моя разборчивость едва не обошлась мне слишком дорого: вражеский «Бленхейм» атаковал меня снизу. Он подобрался мне под брюхо и кинулся свечкой. Его топовые пушки нанесли мне серьёзный урон и подожгли. Ну, с пожаром-то я управился быстро, а вот с самим врагом пришлось повозиться.
— Оу, — молвил Гастингс. — Неужто?
Младший лейтенант не без удивления отметил, что англичан, кажется, завидует Ларошу. Тот уже выполнил задание и утверждает, что это оказалось не так и сложно!
Ларош не заметил иронии:
— О да. Я сделал то, чего, в принципе, тяжёлый истребитель делать не должен: перевернулся через крыло с потерей высоты. Признаю, выглядело это приблизительно как балет в исполнении бегемота… Но сработало же! Противник не ожидал такого манёвра и растерялся. Он потерял меня из виду. Теперь уже я атаковал его снизу, там, где огонь его бортстрелка мне не был страшен. Он понял свою ошибку и принялся вертеться, подставляя меня под огонь своей турели. Но я его тоже хорошо потрепал.
— А как вы были вооружены? — деловито осведомилась фройляйн Шнапс.
— Топовое вооружение брать не стал, ограничился пулемётами. Манёвренность иногда важнее огневой мощи, — отозвался Ларош. — И в той схватке это оказалось мне на руку — более тяжёлый противник не мог оторваться от меня по скорости. Ему не удавалось перекружить меня. При этом даже не топовое вооружение «Бленхейма» достаточно злое. Мы описали в небе два полных круга, и мой первый сбитый в этом бою самолёт тяжко рухнул, объятый пламенем.
— Красиво, — выдохнула Брунгильда.
— А я остался на той же высоте, что и начал бой, — кивнул Франсуа Ларош. — Тем временем обстановка внизу несколько разрядилась. За нашим одиноким штурмовиком гонялись сразу два лёгких истребителя, «Бристоль» и И-17, и один вражеский штурмовик. «Бристоль» был более потрёпан, так что я решил сперва атаковать И-17. А если «Бристоль» привяжется ко мне сзади, то станет добычей моего бортстрелка.
— Логично, — одобрил флайт-лейтенант Гастингс.
— Я тоже так считаю, — скромно подтвердил Франсуа Ларош. — В общем, от первых же моих попаданий И-17 загорелся. Он потушил пожар, но загорелся снова. Затем круто вывернулся и понёсся мне в лоб! Если бы он не был подгоревшим — у него имелись бы все шансы на успех. Эти самолёты серьёзно вооружены, а попасть в «Бленхейм» в упор, в общем, совсем просто — он ведь большой и неповоротливый. Но два пожара подряд сделали своё дело — они почти полностью лишили храбреца И-17 ХП, так что от третьего залпа он рассыпался…
— Второй! — воскликнул Вася. — Что с третьим? Кого вы сбили?
— «Бристоль», лакомый кусочек, мне не достался, — Франсуа развёл руками. — Наш штурмовик сам исхитрился развернуться и сбить его, после чего вернулся к своему изначальному противнику — вражескому штурмовику. Поблизости больше никаких врагов не наблюдалось, так что я тоже занялся вражеским штурмовиком. А пушки у штурмовиков мощнее моих стоковых пулемётов. В общем, я уж было приуныл, но тут наш штурмовик не рассчитал скорость, обогнал врага и пролетел под ним. Враг тотчас кинулся преследовать, а я — за врагом. Так мы и неслись: наш штурмовик отчаянно взывал о помощи, его терпеливо пилил вражеский, а я так же методично пилил врага.
— Прелестная картина! — расхохоталась фройляйн Шнапс.
— Я тоже так считаю, — французский лётчик подмигнул ей. — Впрочем, в те секунды я хотел только одного: чтобы мне «на выручку» не пришёл какой-нибудь пронырливый союзник. Союзники не очень-то спешат тебе помочь, если тебе сели на хвост. Но вот «помочь» сбить кого-то, кого ты уже и так почти свалил, — это пожалуйста!.. И точно. Предчувствия меня не обманули: к нам уже летела целая толпа наших самолётов. Крича от досады и азарта, я подлетел к вражескому штурмовику вплотную и стрелял, пока орудия не перегрелись… За секунду до того, как союзники открыли огонь по моей добыче, я все-таки успел сбить врага.
— Поздравляю. — Вася ещё раз крепко пожал французу руку. — И до свидания.
Он быстро удалился.
Ларош проводил его глазами:
— Куда это он?
— В ангар, к своему «Бленхейму», — ответил Уилберфорс Гастингс. — Да и мне, дружище, кажется, пора на взлёт. Когда вернусь — заходите ко мне выпить чаю. Нам тут фройляйн Шнапс замечательно рассказывала, как парни на «Бленхеймах» пьют чай.