— Идем, идем! Давно тебя у нас не было! — Вася схватил Ганса Шмульке за руку. — Давай за мной, такое покажу!..
— Пусти, руку оторвешь! — Шмульке улыбнулся. — Как вы тут поживаете? Что нового?
— Из нового — скоро запускаем японскую ветку самолетиков, — поведал Вася. — А так все по-прежнему. Крепим дружбу авиаторов и изучаем возможности и слабые стороны различных моделей.
— Недоразумения бывают? — поинтересовался Шмульке.
— Зачем тебе недоразумения? — поднял брови Вася. — Если что и случается, то решается своими силами, внутри дружного коллектива.
— Просто недоразумения обычно бывают смешными, — объяснил Шмульке. — По-своему, конечно. Может быть, в боевых условиях ничего смешного в них и нет, а вот в наших — полно.
— Например?
— Например, вспоминаешь ли ты такой танчик — Т-26? Он же «Виккерс шеститонный»?
— Почему я должен вспоминать танчик, Ганс? — удивился Вася. — Я ведь больше не танкист. Практически.
— Да все ты помнишь, не притворяйся, — поморщился Ганс Шмульке. — Англичане продавали этот танк и русским, и финнам, и кому только не продавали. Во время «зимней войны» русские принимали финские танки за свои — модель-то одна и та же.
— Ну так разобрались же с недоразумением, — прищурился Вася.
— Кому как не тебе знать, что разобрались... В конце концов.
— В авиации тоже бывали похожие случаи, — припомнил Вася. — Когда один и тот же самолет оказывался то по одну, то по другую сторону фронта.
— Ну-ка, — произнес Шмульке. — Расскажи старику.
Вася рассмеялся.
— Вон идет Франсуа Ларош, — он показал рукой на французского летчика, шагавшего по краю аэродрома и явно направлявшегося в столовую. — Давай у него спросим. Он должен знать подробности лучше, чем я.
Ларош действительно намеревался перекусить, однако никак не показал досады, когда его остановили, отсрочив его встречу с «боржчом» бабки Гарпины. Напротив, француз был как будто рад встрече с немецким коллегой с соседнего сервера.
— Тут полно шарман самолетиков, — сообщил Ларош, — и даже есть одна шарман авиатриса. Только она очень серьезная мадемуазель. На кривой козе, как говорят в Ля Рус, к ней не подъедешь.
— Погоди ты начет мадемуазель, — перебил Вася. — Вот тут товарищ интересуется французским самолетом, который то за Свободную Францию сражался, то за правительство Виши, то за немцев.
— Машина сама по себе сражаться не будет, — строго возразил Франсуа. — Это делают люди. А самолет только слушается. Сам по себе он даже не ломается.
— Ладно, рассказывай, — Вася махнул рукой. — Не будем углубляться в философию.
— Разумеется. — Франсуа на миг задумался. — Мы ведь говорим о «Девуатине» — D.520? — Он кивнул, как бы отвечая собственным мыслям. — Считается лучшим французским истребителем Второй мировой. Собственно, так и было — потому что на момент начала войны он был самым новым. Эмиль Девуатин предложил свой проект летом тридцать шестого, но тогда министерство авиации сочло самолет слишком медленным. Меньше пятисот километров в час — этого недостаточно.
— Так как же он стал лучшим? — перебил младший лейтенант.
Франсуа поморщился.
— Я только начал...
— Извини, — Вася прикусил язык.
— Ладно. — Франсуа махнул рукой. — Долго мучить не буду. Доработка, новый двигатель, изящный эскизный проект: цельнометаллический моноплан с убирающимся шасси и закрытой кабиной. Прелесть, в общем. Но денег не дали, потому что тогда министерство уже финансировало другой проект. Девуатин не сдавался — продолжил работы уже за свой счет.
— Хорошо быть богатым, — заметил Вася.
— Кто бы говорил! — хмыкнул Франсуа. — Уж Советский-то Союз в средствах нужды не испытывал.
— Зато никто не мог в частном порядке строить изящные самолеты, какие в голову взбредет, — ответил Вася и пригорюнился.
— Ну, Девуатин тоже не был миллиардером, — попытался утешить его Ларош. — Тем не менее, возможностей у него хватило, чтобы на заводе в Тулузе заложить три экспериментальных самолета. Это был уже самый конец тридцать седьмого. И работали они за свой счет до апреля тридцать восьмого, когда наконец появился заказчик.
— И Золушка поехала на бал? — вставил Ганс Шмульке.
— У Золушки начались проблемы то с тыковкой, то с хрустальными башмачками, — фыркнув, ответил Ларош. — Впрочем, в этом-то как раз ничего необычного не было. Первый самолет поднялся в небо 2 октября 1938 года, но скорость у него оказалась меньше пятисот километров в час. Поэтому ко второму полету смонтировали на истребителе трехлопастной металлический пропеллер изменяемого шага. До этого стоял деревянный двухлопастной винт. И старый двигатель.
— Полетели? — спросил Вася.
— Полетели... и сели на брюхо, — вздохнул Франсуа. — Работы по усовершенствованию самолета продолжили. В январе тридцать девятого миру явили второй D.520: новое хвостовое оперение, сдвигающийся фонарь кабины — так, что можно открывать ее и в полете, — усовершенствованные шасси.
— А вооружение? — поинтересовался Шмульке.
— Спасибо что спросил, коллега танкист, — кивнул Франсуа. — Двадцатимиллиметровая пушка на моторе и два пулемета в гондолах под крылом. Этот самолетик понравился, поступил заказ от ВВС. Опять начались работы по усовершенствованию. Если кратко — дело было в моторе. Доводили до большего ума мотор — приходилось менять самолет под новый двигатель. И все равно машина получалась хорошая. Вы же понимаете, ни один самолет не становится совершенным с первого раза. Только время было упущено.
— Так когда их в результате выпустили? — осведомился Вася.
— Уже в мае-июне сорокового, — Ларош вздохнул. — Вся документация пропала в суматохе эвакуации. Опробовать очередной самолет просто не успели. 10 мая 1940 года немцы пошли в наступление, к этому дню успели выпустить чуть менее двухсот пятидесяти истребителей. Семьдесят шесть добрались до французских ВВС. Осваивать их было некогда. 13 мая они вступили в бой, сбили три «Хенкеля», потеряли один самолет, потом еще два. В общем, стало ясно, что D.520 уступает Bf.109 в скорости, но превосходит в маневренности.
— Все это так, теоретические выкладки для спортсменов, — поморщился Вася.
— Не скажи, — возразил Франсуа. — Самолет продолжал воевать. Летчики быстро оценили достоинства «Девуатинов»: пилотировать их было легко, вооружение эффективное, кабина удобная. До июня сорокового года «Девуатины» сражались против немцев. Сбили больше ста немецких самолетов, но и потеряли около ста — в боях, при авариях. Некоторые бросили при отступлении. Морская авиация также получила «Девуатины», но повоевать на них не успела.
— Я так понимаю, какое-то количество этих самолетов после капитуляции Франции попало к немцам? — уточнил Ганс Шмульке.
Франсуа кивнул.
— Именно. 153 оставшихся D.520 законсервировали. 175 остались в распоряжении правительства Виши — в Северной Африке. Три успели удрать в Англию. И вот североафриканские «Девуатины» как раз сражались против прежних союзников — англичан. Это было в июне-июле сорок первого. Сбили тридцать английских самолетов и примерно столько же потеряли.
— И на этом все? — спросил Ганс Шмульке. — Что-то не верится.
— Правильно не верится, — Франсуа пристально посмотрел на немецкого танкиста. — Естественно, Германия воспользовалась уже налаженным производством самолета. В апреле сорок первого германская контрольная комиссия разрешила модернизацию французской авиации. И в августе того же года упомянутый завод в Тулузе, — кстати, там сейчас собирают пассажирские «Эрбасы»! — получил заказ на выпуск пятисот D.520. Это был единственный французский истребитель для правительства Виши. На заводе все сохранилось по-старому, и самолеты начали выходить из цехов сразу же после «отмашки»...
— А немцы на «Девуатинах» летали? — поинтересовался Вася.
— Да, — ответил Франсуа Ларош. — Весной сорок третьего. До того «Девуатины» — в основном трофейные — передавали союзникам Германии: Болгарии, Румынии. Немцам этот самолет, как ни странно, давался с трудом. Первый же был разбит при облете немецким пилотом. Вообще при переучивании аварийность у немцев была выше, чем у французов: слишком уж отличалось оборудование от привычного. Тем не менее немцы на «Девуатинах» летали. Первой эскадрой Люфтваффе, освоившей эти машины, стала JG101 под командой известного аса Вальтера Новотны.
— А завод в Тулузе? — встрял Вася. — Так и продолжал выпускать самолеты?
— В июне сорок четвертого союзники его повредили бомбардировкой, а до этого — да, так и выпускал, — кивнул Франсуа. — При наступлении во Франции союзники захватили более пятидесяти «Девуатинов», и эти машины вновь сражались против немцев. А вообще D.520 летали до пятьдесят третьего. Один старичок жив до сих пор — выступает на воздушных праздниках.
— Да уж, — помолчав, сказал Ганс Шмульке. — Странная судьба у неплохого самолета. Как будто репутацию ему кто-то испортил этими переходами то на одну, то на другую сторону.
Франсуа Ларош махнул рукой:
— Нет, шер ами, я согласен с товарищем Васей: летают не машины, а люди, и решения тоже не машины принимают. Машина старается как может, но главное зависит от человека.
© А. Мартьянов. 22.10. 2012.
Обсудить сказку можно здесь.