Товарищ младший лейтенант Вася находился в офицерском клубе. Играл маленький оркестрик, но танцы пока не начинались. Вася созерцал каплю коньяка на дне квадратного хрустального бокала.
— Это кто придумал так наливать? — вопросил он, ни к кому в отдельности не обращаясь.
— Сервировка имеет большое значение, — послышался голос.
Вася повернулся на звук и увидел незнакомого офицера с веснушками на лице.
— Простите, что имеет большое значение? — переспросил Вася. — Я не расслышал.
— Сервировка, — охотно пояснил незнакомец. — Следует учитывать, что каждый офицер может быть внезапно приглашен на завтрак к королеве. Поэтому манеры...
— Что? — окончательно растерялся товарищ младший лейтенант. — К какой королеве? Английской, что ли?
— Именно, сэр, — прозвучал ответ. — Позвольте представиться: флайт-лейтенант Уилберфорс Гастингс.
— А я Вася, — сообщил Вася.
— Весьма приятно. — Флайт-лейтенант откозырял. — Позвольте?
Вася кивнул, и Гастингс присел за его столик.
— Это я взял на себя смелость доставить сюда нормальные стаканы, — сообщил Гастингс.
— На чем успели полетать? — поинтересовался Вася.
— Я прибыл на «Гладиаторе», — поведал Гастингс. — Пытался сейчас посоветоваться с опытными... э... товарищами, — он выделил последнее слово, — но у каждого свое мнение. Обычно я задаю вопрос о качествах того или иного самолета, и если мой вопрос слышит более одного летчика, то вскоре уже я остаюсь совершенно забытым, а кругом бурно спорят и даже ссорятся.
— Печально, — кивнул Вася. — Нет, Гастингс, серьезно, я вам сочувствую. Выбор, да еще при ограниченных средствах, — вы ведь у нас недавно? — дело совсем непростое.
— Вчера, например, я имел неосторожность вступить в дискуссию с Frau Leutnant Брунгильдой Шнапс, — сказал англичанин. — Она была не одна, а в компании с японским капитаном. Эта дама просто фонтанировала информацией. У капитана, впрочем, имелись собственные версии, и он высказывал их очень резко.
— А о чем шел спор? — спросил Вася.
— Об участии авиации в конфликте на реке Халхин-Гол. Я как-то не думал раньше, что это был такой уж важный конфликт.
— Для Советского Союза — вполне себе важный, — возразил Вася. — Гражданскую войну в Испании называют чем-то вроде «репетиции» Второй Мировой. И того хуже — «полигона», где испытывалось новое оружие.
— А разве не так? — Англичанин пожал плечами.
— Как ни назови, это война, — отозвался младший лейтенант. — И у каждой войны — какие-то свои особенности. Например, на Халхин-Голе было очень много самолетов.
— Мне казалось, — поведал Уилберфорс Гастингс, — что самые крупные воздушные бои были все-таки во время «битвы за Англию» в 1940 году. Когда наша героическая авиация...
— Знаете, Гастингс, — перебил Вася, — я совершенно не хочу умалять значение «битвы за Англию» или посягать на героизм английских летчиков. Но то, что происходило в небе над Халхин-Голом — такого вообще раньше никогда не было. Да и потом случалось нечасто. А это было за год до «битвы за Англию». В небе находилось одновременно до трехсот самолетов!
— Я плохо помню историю данного конфликта, поскольку Англия не принимала в нем участия, — признал Гастингс. — Кажется, там японцы побеждали?
— Это как сказать, — надулся Вася. — В первые три месяца — да, самураи давали прикурить. Но потом мы, как и всегда, победили.
— Россия не всегда побеждала Японию, — напомнил Гастингс. И, обратив внимание на выражение Васиного лица, тотчас извинился: — Прошу прощения, сэр. Я должен был подумать о том, что вас это заденет.
— Правда может ранить, но не может оскорбить, — пробурчал Вася.
— Звучит по-самурайски, — улыбнулся Гастингс.
— Когда вы так улыбаетесь, Гастингс, вы похожи на лошадь, — не выдержал товарищ младший лейтенант.
— Оу, — невозмутимо отозвался англичанин, — но это неизбежно. Я из дворянской семьи, а каждый дворянин просто обязан походить на собственную лошадь.
— Ваш английский юмор сбивает меня с толку, — предупредил Вася. — Он на то и рассчитан? Это такое секретное оружие Великобритании?
— Ну что вы, сэр! — притворно возмутился Гастингс. — Напротив! И я хотел бы услышать вашу версию истории.
— В общем, таких грандиозных воздушных боев, как тогда в Монголии, раньше не бывало, — заговорил Вася, постепенно успокаиваясь. — Цифры, конечно, не могут считаться абсолютно точными, но самолетов с обеих сторон участвовало почти полторы тысячи. Случалось, одновременно в воздухе находилось до семисот самолетов. Наших и японских. А участок, над которым все это происходило, — совсем маленький, километров семьдесят. Вот и считайте.
Гастингс прикинул в уме:
— Выходит по десять-двенадцать самолетов на километр фронта.
— Что скажете? «Битва за Англию»? — прищурился младший лейтенант.
— О «битве за Англию» потом как-нибудь поговорим, — обещал Гастингс. — Там было много славных эпизодов. И много настоящих асов.
— Вот эти все «асы», «короли воздуха»... — вздохнул Вася. — Чем больше про них слышу, тем больше разбирают сомнения. Не то чтобы я, опять же, сомневался в героизме летчиков, вовсе нет, но цифры обычно не сходятся. Мне жаль это признавать, однако и советские, и японские данные называют нереальное число потерь. В боевых действиях принимало участие меньше самолетов, чем объявлено сбитыми.
— Но как такое возможно, сэр?
— А во время «битвы за Англию» подобных вещей не случалось?
— Мы говорим сейчас о Халхин-Голе, — напомнил Гастингс. — Будьте джентльменом.
— Постараюсь, — буркнул товарищ младший лейтенант. — Ну как такое возможно? Да очень просто. Никакого подтверждения, что самолет реально сбит, от летчика не требовали. Писали обычно — «по донесению личного состава». А что там видел личный состав? Сбитым считался самолет, который «беспорядочно падал вниз и скрылся в облаках».
— Так и что же? — настаивал Гастингс. — Почему бы такому самолету не быть сбитым?
— Я вам объясню свой взгляд на эти вещи, — кивнул Вася. — Смотрите. Что изменилось в самолетах по сравнению с Первой Мировой?
— Что? — спросил Гастингс.
Вася поднял палец:
— В первую очередь — живучесть. Скорость. Дистанции воздушных боев. То, что ваши предки-рыцари назвали бы «оборонительным вооружением».
— А разве пулеметы?.. — начал Гастингс.
— Перехожу к этому, — кивнул Вася. — Вооружение истребителей осталось практически прежним: два-четыре пулемета винтовочного калибра. Прицельные приспособления если улучшились, то ненамного.
— Позвольте, сэр, а пушки? Были же пушки?
— На И-16, — подтвердил Вася. — Их использовали в качестве штурмовиков. То есть, каков итог? Таков: процент попаданий снизился, ущерб от попаданий — тоже. Был случай, сел «ишак» — в нем насчитали восемьдесят пробоин. И ничего! Через день опять взлетел. То есть, пилот видит, как пулеметная очередь прошивает вражеский самолет, как самолет пикирует. Отсюда делается вывод: враг сбит. Японцы, кстати, умели имитировать беспорядочное падение...
— Это они ловко, — согласился Гастингс.
— Они вообще были ловкие ребята, — признал Вася. — Не отнимешь. В начале конфликта наши проигрывали им по всем статьям: уровень подготовки у японцев был выше. Что у них особенно здорово — так это как они были обучены групповому бою. В групповом бою какой принцип важен, знаете?
Гастингс поднял брови, демонстрируя желание услышать ответ как можно скорее.
— «Бей не того, кто бьет тебя, бей того, кто бьет твоего товарища», — закончил Вася. — Если ты в состоянии бросить свою жертву недобитой и помчаться выручать товарища, то, считай, битву вы выиграли. Дальше. Что делали самураи?
— Вы хотите поговорить об их тактике? — вежливо уточнил Гастингс.
— Если вам угодно, сэр, — подхватил Вася. — Тьфу, эта англомания заразна... В общем, летят самураи. Они чего хотят? Хотят они преимущества в высоте. При виде большой группы вражеских самолетов в атаку не бросаются, выслеживают одиночек. Видят одиночку, дают очередь — и обратно в строй. Если их строй разбить, всегда идут вверх. И что особенно важно — стреляют из любого положения. И хорошо стреляют. Был у них прием — разойдутся с советским истребителем на встречных курсах, выполнят полупетлю и открывают огонь сзади-сверху прямо из перевернутого положения. А? Наших в те годы такому трюку даже не учили.
— А у вас как? — спросил Гастингс.
— У нас... Ошибок много делали, — горестно признал Вася. — Учили индивидуальному бою отдельных самолетов, а групповым боям не учили. А на Халхин-Голе постоянно приходилось сталкиваться с большими группами. Потом ситуация переломилась — срочно прислали из Москвы группу опытных летчиков, молодых пилотов обучали прямо на месте.
— Я так понимаю, русские, как всегда, победили благодаря неисчерпаемым ресурсам своей большой страны, — сказал Гастингс. — Численный перевес, что ни говори, — огромная сила. — И помолчав немного, прибавил: — Простите, сэр, но вы сами говорили, что правда не может быть оскорбительной.
— Это правда, — нехотя признал Вася, — но не вся. Давайте уж будем точными. Численное превосходство вовсе не является автоматической гарантией победы. Вот вам пример, для меня лично болезненный: 22 июня 1939 года, — дата очень мрачная во всех отношениях, — у советских летчиков был пятикратный численный перевес, а все-таки мы проиграли. Нет, одной массы мало, требуется еще и умение.
— Я знаю, что у Советов были И-16, — заметил Гастингс. — А еще что?
— Р-5 — в вариантах штурмовика и разведчика, — сказал Вася. — И-15 бис, СБ... И-15 бис был вообще машиной устаревшей, проигрывал японским истребителям по всем параметрам, да и летал медленно. Но именно этот самолет, да еще И-16 были основными на Халхин-Голе до июля. Потом на их место пришли «Чайки». Раций, например, на истребителях не было, только на бомбардировщиках. В истребительной авиации команды подавали по старинке — визуальными сигналами. Крыльями покачал, руками помахал. А наведение с земли — вообще слезы: выкладывали белые полотнища ткани в форме стрелы. Куда стрелка показывает — туда лететь.
— А у японцев? — поинтересовался Гастингс.
— Главный тогдашний японский самолет — Ки-27 Накадзима.
— «Нэйт»? — переспросил англичанин.
— Она, — подтвердил Вася. — Вообще трудный для противника самолет. Обычно всегда забирался выше советских. От И-16 предпочитал уходить по набору высоты, потому что на пикировании оторваться от «ишака» не мог. Но тут другая засада: Ки-27 на выходе из пике давал меньшую просадку. «Ишак» тяжелее, он более инертный. Гонится за Ки-27, пикирует... и не успевает выйти, врезается в землю. А самурай поднимается. Правда, случалось, у Ки-27 при резком выходе из пике отлетали крылья. Так что они предпочитали лучше подниматься в небо, чем падать к земле.
— А советская «Чайка»?
— «Чайка» — биплан. Скорость у нее повыше, чем у И-15 бис. Отчасти — за счет убирающихся шасси, отчасти — из-за более мощного и высотного мотора. Но маневренность у «Чайки» была значительно хуже, чем у Ки-27. И к тому же «Чайка» «рыскала». Плюс — плохой обзор вперед. Японцы это быстро поняли и не боялись атаковать спереди, а вот на «ишаки» обычно в лобовую не заходили. Хуже всего было, если в полете случался обрыв несущих лент расчалок. В общем, летчики начали бояться летать на «Чайках». Да и вообще, истребитель-биплан — это для тридцать девятого года анахронизм.
— Так на чем, в результате, сражались «Советы»?
— Будем так считать, на И-16. Двигатель только другой установили, более новый, М-62 вместо М-25В. Причем меняли прямо на полевых аэродромах. Да, и вот еще! — оживился Вася. — Под крылья И-16 начали подвешивать неуправляемые реактивные снаряды.
— То есть, ракеты? — уточнил Гастингс.
— Именно. В начале августа в Монголию прибыла пятерка новых И-16, экспериментальных. Пилотов этой группы называли «звонарями» — по имени командира, капитана Звонарева. По каждой консолью крыла у новых машин были установлены по четыре рельсовых направляющих для пороховых ракет РС-82 калибра 82 миллиметра. Двадцатого августа дали первые залпы по вражеским истребителям. Всего они провели четырнадцать воздушных боев.
— Эффективно? — осведомился Гастингс.
— Сейчас уже точных цифр не установить, — откликнулся Вася. — Да и тогда это было затруднительно. Радиус поражения у РС-82 был довольно широким, но имелся существенный недостаток — большое рассеивание и отсутствие на ракете дистанционного взрывателя. От летчика требовалось точно определить расстояние до цели, не то ракеты взрывались впустую. Кстати, японцы так и не поняли, что русские применяют ракетное оружие. Они думали, что нам удалось установить на истребители артиллерийские орудия крупного калибра, которые, к тому же, стреляют трассирующими снарядами.
— Ну так почему же на Халхин-Голе русские победили? — спросил Гастингс. — У вас есть гипотеза, товарищ младший лейтенант, сэр?
— У меня есть не гипотеза, а уверенность, — сказал Вася. — Победили, потому что так надо было. Потому что научились бить не числом, а уменьем. Потому что разные роды войск действовали согласованно. И, кстати, раз уж речь зашла о выборе самолета: не хотели бы полетать со мной на И-16?
— Лучше не соглашайтесь, — к собеседникам подошел Франсуа Ларош. Он кивнул Васе, обменялся с Гастингсом торжественным рукопожатием. — Что это у вас тут в стаканчиках? Коньяк? Коньяк — это напиток для девушек! Кстати, о девушках. Сейчас сюда войдет Зинаида Афанасьевна, так вот, я с ней уже заранее договорился, первый танец — за мной.
© А. Мартьянов.
Обсудить сказку можно здесь.