— Есть что-то героическое в том обстоятельстве, что любой самолет может быть использован для военных целей! — заявила фройляйн Брунгильда Шнапс.
— Вы истинная валькирия, Frau Leutnanat, — со вздохом констатировал вахмистр Вольф. — Хотя, уверен, многие гражданские пассажиры предпочли бы не испытывать ничего «героического» при перелете из пункта «А» в пункт «Б».
Брунгильда прищурилась, всматриваясь в Германа Вольфа: уж не насмехается ли он? Но тот весьма удачно сохранял серьезное выражение лица.
— Взять, к примеру, тот же «Кондор», — продолжила, успокоившись, Брунгильда. — Я нахожу его чрезвычайно интересным, да просто выдающимся самолетом!
— Ну, он таковым и являлся, — вступил в беседу штаб-сержант Билл Хопкинс. — Спорить с данным фактом бессмысленно. Другое дело, что вояки с самого начала наложили на него руку.
— Ах, оставьте! — «дамским» тоном воскликнула Брунгильда. — С тех пор, как на должность главы Управления гражданской авиацией в Министерстве транспорта Германии был назначен капитан Бранденбург, вся гражданская авиация, так или иначе, оставалась под контролем военных.
— Да уж, — кивнул Вольф. — Для каждой более-менее удачной модели гражданского самолета существовал свой план военного использования.
— А по-моему, это предусмотрительно, — сказал Хопкинс. — Интересно, кстати, думал ли об этом Курт Танк, когда разрабатывал самолет?
— Мне кажется — нет, — покачала головой фройляйн Шнапс. И с подозрением глянула на Вольфа: ей показалось, что сейчас он заподозрит ее в претензиях на чтение чужих мыслей.
Но Вольф был далек от подобных поползновений. Он просто спросил:
— Вы можете аргументировать свое мнение?
— Самолет, насколько я помню, разрабатывался для Люфтганзы летом тридцать шестого, — начала Брунгильда. — Однако Курт Вольдемар Танк со свойственной ему гениальностью еще год назад обдумывал четырехмоторный пассажирский самолет, способный совершать трансатлантические перелеты. И это был именно транспортник, потому что у Fw.200, даже когда их использовали военные, так и осталось уязвимым брюхо.
— Гм, звучит логично, — кивнул Вольф. — Считаете, Танк — гений?
— Если не гений, то очень близко к этому определению, — вставил Хопкинс. — Оригинальнейший человек, авантюрист в своем роде. Участник Первой мировой. Компания «Фокке-Вульф», возможно, так и осталась бы в безвестности, если бы не он. Генрих Фокке и Георг Вульф работали вместе еще до войны, а в двадцать четвертом раздобыли деньги и сняли ангар в аэропорту Бремена, причем не лично сами, а пополам с еще одной фирмой. В двадцать седьмом Вульф погиб во время испытания самолета, а потом, в тридцать первом, там появился Танк.
— Если он участник войны, то сколько же ему было лет? — спросил Хопкинс.
— По моим данным, тридцать три, — сообщила Брунгильда. — На тридцать первый год, я хочу сказать. К тридцать седьмому году в компании «Фокке-Вульф» не было уже не только Вульфа, но и Фокке — он стал профессором и занялся вертолетами в специально созданной для этого фирме. Танк занимался творческим самовыражением, получал профессорские и академические звания и строил гражданские самолеты. Кстати, он сам поднял в воздух свой первый «Кондор» — 27 июля 1937 года. Тогда еще без пассажирских кресел.
— Кстати, сколько человек мог перевозить «Кондор»? — спросил Хопкинс.
— Двадцать шесть, — ответил Вольф. –
И пять человек экипажа. Вообще по тем временам — очень впечатляло. Беспосадочный перелет через Северную Атлантику! Да это был лучший авиалайнер в Европе. Кстати, второй прототип Fw.200 с личным именем «Иммельман III», стал личным самолетом Гитлера.
— Интересно, как все эти пафосные летчики Первой мировой — Рихтгофен, Иммельман — превратились не просто в легенду, а в названия эскадрилий, самолетов... — задумчиво молвила Брунгильда Шнапс. — Попытка реванша или просто германская склонность к мифологизации?
— Это уж вам видней, фройляйн, — отозвался Хопкинс. — Я бы сказал, что это попытка создать непрерывную традицию, поместить «нынешних» в обстановку легенды.
— Возвращаясь к идее военного использования, — начал было Герман Вольф, но Хопкинс его остановил:
— Я так понимаю, фройляйн Шнапс права: поначалу никакого военного использования не предполагалось. Иначе немцы не продавали бы эту машину за рубеж. А первые «Кондоры» оказались в авиакомпаниях Дании, Бразилии — ну куда же без нее... В Финляндию тоже продали.
— Основной покупатель все-таки была Люфтганза, — сказала фройляйн Шнапс. — Ну и наконец следовало показать, на что способен новый самолет. Так что 10 августа 1938 года, после всех доделок, доработок, испытаний и так далее, флюгкапитаны Хенке и фон Моро подняли «Кондор» с берлинского аэродрома Темпельгоф и спустя сутки и два часа приземлились в аэропорте Флойд Беннет, Нью-Йорк. Обратный полет занял меньше суток — это было связано с направлением ветра.
— Звучит как рекорд, — заметил Вольф. — Но, сдается мне, на этом создатели «Кондора» не угомонились. В Токио не они летали?
Брунгильда Шнапс кивнула:
— Да, и тот же самый экипаж. Через три месяца провели самолет до Токио — через Басру, Карачи и Ханой. С посадками, разумеется. Общее время в полете — почти двое суток. На обратном пути самолет потерял ориентировку и разбился недалеко от Манилы. Однако японцы все равно сильно захотели такой самолет. И с имперскими ВМС был заключен контракт — конечно же, секретный, — на поставку дальнего морского разведчика «Кондор». Это был не совсем тот же самый пассажирский самолет, естественно, а модификация: например, запас топлива в центропланных баках увеличили на шестьдесят процентов и добавили отсек для размещения двух тонн полезной нагрузки.
— Что подразумевается под «полезной нагрузкой»? — спросил Вольф. — Бомбы?
— Фотоаппараты, осветительные ракеты, маркерные маяки, спасательные шлюпки, — перечисляла Брунгильда. — Ну и вооружение: три пулемета, например. Ну а кроме того, — прибавила она, — японцы хотели этот авиалайнер и для гражданских перевозок и купили пять штук.
— Ну а когда началась Вторая мировая, понятное дело, все изменилось, — заговорил Хопкинс.
Герман Вольф кивнул:
— Потребовались самолеты, способные действовать на океанских коммуникациях в Атлантике. А у Люфтваффе подходящей машины для таких целей попросту не было. Единственный самолет, который как-то подходил, — японская версия Fw.200.
— Но японская версия была в Японии, — вмешалась Брунгильда. — Поэтому министерство авиации Германии в срочном порядке выдало задание на переделку коммерческой машины в боевую. И тут мы возвращаемся к вопросу: вкладывал ли Курт Танк изначально в свой проект мысль о возможном использовании военными. Тот «Кондор», который имелся на начало войны, для решения новых задач не подходил: он был рассчитан на меньшие нагрузки и эксплуатацию со стационарных аэродромов. А требовалось, чтобы он взлетал с фронтовых аэродромов с плохим покрытием. Нагруженный запасом топлива и вооружением. В бою предстояли нерасчетные перегрузки. И все это — на малой высоте в плотной и турбулентной атмосфере.
— Однако конструкторы как-то вышли из положения? — вмешался штаб-сержант. — Иначе мы не говорили бы сейчас о «Кондоре» как о выдающейся машине.
— Понятно, что «Фокке-Вульф» постарались усилить конструкцию отдельных элементов, которые вызывали наибольшее опасение, — ответил вахмистр. — В результате вес планера увеличился на двадцать девять килограммов. Там надо было все переделывать чуть ли не с нуля. Времени, как всегда, не хватало. Поэтому что-то доработали уже при окончательной сборке. Поставили три пулемета: в малой верхней турели за кабиной, в задней фюзеляжной турели с раскрывающимся экраном и в подфюзеляжном люке. Подвесили четыре бомбы по 250 килограммов... Таких машин выпустили десять.
— Новая модификация тоже не была в полном смысле слова боевой машиной, — подхватила фройляйн Шнапс. — Планер недостаточно прочный, уязвимая топливная система, отсутствие брони.
— Ну куда там броню, машина и без того тяжелая, — возразил Хопкинс.
— Да там и без этого хватало проблем, — вздохнула Брунгильда. — Больше половины машин развалилось в течение первого же года. Но работы не останавливались несмотря ни на что. В феврале сорок первого взлетел основной серийный вариант, существенно усиленный. Экипаж — шесть человек. Поставили мощное вооружение. Потом добавился еще точный бомбардировочный прицел. В общем, в сорок первом построили пятьдесят восемь «Кондоров», и все разные. В сорок втором добавился радиолокатор...
— Очень увлекательно, — перебил штаб-сержант Хопкинс, — но ответьте мне, мои просвещенные друзья: почему Черчилль называл этот самолет «бичом Атлантики»? Пока что никаким «бичом» не пахнет...
Герман Вольф и Брунгильда Шнапс переглянулись. Затем Брунгильда кивнула, и Вольф заговорил первым:
— Сначала, в июле сорокового, «Кондоры» довольно скромно били по морским коммуникациям Британии: обычно они сбрасывали четыре бомбы по 250 килограммов куда-нибудь в Корнуэлл или Ирландию и отправлялись к себе обратно, в Норвегию. А дня через два возвращались. Те же «Кондоры», которые вылетали из Бордо, занимались разведкой над Северной Атлантикой. Обнаружат конвой — и наводят на него подводные лодки. Иногда и сами атакуют. Что, разумеется, англичанам очень не нравилось.
— Они летали от острова Ян-Майен на севере до Канарских островов на юге, — добавила Брунгильда. — Это превосходило возможности английской береговой авиации.
— Ну понятно, и экипаж у такого самолета можно увеличивать, — кивнул Хопкинс. — Места-то много. Там еще, небось, было тепло, светло, просторно... Комфортно.
— Именно, — подтвердил Вольф. — Обычно экипаж состоял из пяти человек — два летчика, штурман-бомбардир, бортовой техник и стрелок верхней кормовой огневой точки. Штурман был заодно и радистом.
— Если там было три пулемета, то кто стрелял из остальных двух? — осведомился Хопкинс.
— Как правило, штурман и борттехник, — сказал Вольф. — У штурмана вообще, получается, была весьма насыщенная жизнь... — Он усмехнулся. — В целом, экипажи были не вполне довольны запасом прочности «Кондора» и его вооружением — считали слабым. Но это не мешало «Кондорам» сбивать англичан.
— А они не хвастались? — с подозрением спросил Хопкинс.
— У них имелся фотопулемет, так что кое-что просто фиксировалось документально, — возразил Вольф. — Ну а с августа сорокового «Кондоры» начали топить британские корабли и потопили их, считая в тоннаже, на девяносто тысяч тонн. Не забываем, что самолеты эти действовали «в паре» с немецкими подводными лодками. Вот пример удачного взаимодействия: 26 октября 1940 года экипаж обер-лейтенанта Бернхарда Йопе — я сейчас говорю о «Кондоре», — обнаруживает в ста километрах к юго-западу от Донегола в Ирландии английский транспорт «Импресс оф Бритэн». Второе по величине судно английского флота, лакомая добыча. «Кондор» сбрасывает свои бомбы прямо ему на палубу — прямое попадание, я хочу сказать. Судно горит, но пока не тонет. И через два дня его добивает немецкая подводная лодка U-32.
— Мы говорим сейчас о боевых действиях Сороковой бомбардировочной эскадры, — пояснила Брунгильда. — К началу сорок первого года она потопила у побережья Англии, в Северном море и у побережья Норвегии кораблей на 363 тысячи тонн. В составе эскадры действовали три эскадрильи — тридцать шесть машин. Так что ж тут удивительного, если Черчилль назвал «Кондор» «бичом Атлантики»!
© А. Мартьянов. 29.01.2013.
Обсудить сказку можно здесь.