-
![LANG-CODE-KEY]()
LANG_NAME_KEY
-
Войти или создать аккаунт
— Да мы тут, можно сказать, вообще живем как при коммунизме! — разгорячился товарищ младший лейтенант Вася. — От каждого по способностям, каждому по возможностям!
Дракон Змей Горыныч оглушительно захохотал.
— Хорош «коммунизм»! — выговорил он в промежутках между взрывами смеха. — «По возможностям»!
— Да что ты можешь знать об этом? — возмутился Вася.
— Гораздо больше, чем ты, — заверил его Горыныч. — И хватит говорить глупости. Мы живем в мире авиационной мечты, где любой проект летает, а любой летчик, если у него не хватает тех самых «возможностей», — падает. И никто при этом не погибает, вот что самое главное. Всегда есть шанс вернуться и начать сначала. Когда я думаю о самолетах, которые не полетели просто потому, что изменилась политическая ситуация, — мне плакать хочется.
— Плакать? Тебе? — с подозрением переспросил Вася. — Горыныч, ты меня дурачишь... — Младший лейтенант поразмыслил немного: — Или под «изменением политической ситуации» ты подразумеваешь окончание войны? Тогда твои слезы понятны, древний змей.
— Я толкую о политике вообще, — вздохнул Горыныч. — Тебе не понять, о смертный. Печаль моя — о зависимости прекрасных, совершенных созданий, то есть самолетов, от побуждений и устремлений невнятных, не всегда чистых и нередко некомпетентных... В общем, плохо, когда самолет погибает от рук человеческих.
— Горыныч, самолет — это машина, — терпеливо произнес Вася. На Змея Горыныча иногда накатывало, и он начинал изъясняться былинным слогом. — Машина строится людьми и для людей. И, что естественно, погибает тоже от людей. Или от законов природы, — добавил он, желая быть справедливым. — Вроде закона тяготения. А что за самолет ты сейчас имел в виду?
— Я имел в виду, о смертный, самолет Ил-40, — выдохнул Горыныч. — Прекрасный, реактивный, хищный, смертоносный и все такое прочее. Ты знаешь, что когда его показали иностранным журналистам, а случилось это в пятьдесят шестом году на аэродроме в Кубинке, — те просто попадали в обморок!
— Что, правда? — недоверчиво переспросил Вася.
— В переносном смысле! — нашелся Горыныч. — И когда очнулись от шока, тут же принялись строчить в блокнотах. Они прямо признавали, что подобной машины ни в одной армии мира нет. — Он поскреб когтем бетон. — Ну, вообще-то, это была делегация от ВВС США. Приехали в Москву на празднование дня ВМФ. Но журналисты там тоже были, не сомневайся!
— Погоди, погоди, — остановил его Вася. — Какой год, говоришь, пятьдесят шестой? Разве над самолетом Ил-40 не начали работать в пятьдесят первом?
— Верно говоришь, — кивнул дракон. — Конструкторская мысль Ильюшина устремилась к новым высотам. Разумею, создание штурмовика с турбореактивным двигателем. Мировая военная авиация уже переходила на реактивные двигатели, а тут еще война в Корее. Эти «малые войны» всегда, начиная с Испании, служили отличным полигоном для испытания нового оружия.
— Звучит бесчеловечно, — заметил Вася.
— Если бы у них были игровые серверы, как у нас... — проворчал дракон. — Так или иначе, «бронепоезд» Советской Армии никогда не позволял себе дремать, и Ильюшин начал проектные исследования.
— Сам начал? — спросил Вася. — Он ведь был к тому времени уже пожилой?
— Для тебя все старше двадцати пяти лет уже пожилые, — заметил древний дракон. — Ильюшин в пятидесятом году был совсем молодой — пятьдесят шесть лет. Да, Сергей Владимирович, да будет тебе известно, сам возглавил работы. И идея исходила тоже непосредственно от него. Он пришел к выводу, что двигатели Микулина, еще одного гения той эпохи, АМ-5 — небольшие, экономичные, легкие и, главное, турбореактивные, — позволят построить желаемый самолет: двухместных бронированный штурмовик с мощным артиллерийским, ракетным и бомбовым вооружением. Бронекорпус из стальных листов толщиной от трех до восьми миллиметров — неплохо так, да?
— Ну так это же предложение было поддержано правительством, — вспомнил Вася. — В феврале пятьдесят второго Совет Министров выпустил постановление о проектировании и изготовлении опытного самолета Ил-40. Все шло прекрасно.
— Мда, прекрасно, — процедил дракон. — Самолет этот ты видел, Вася, дорогой товарищ.
— Видел и летал, — кивнул Вася. — Двухдвигательный низкоплан. Стреловидное крыло. Убирающееся трехстоечное шасси с носовым колесом. Экипаж, кстати, предполагался из двух человек: пилота и стрелка-радиста. Очень недурная защита: спереди кабины десятимиллиметровая бронестенка, сверху и сзади — восьмимиллиметровый бронелист на сдвижной части фонаря и шестнадцатимиллиметровый бронезаголовник. У стрелка тоже кабина имела бронезащиту. Да, и еще катапультируемые сиденья. Фонари кабин могли открываться аварийно, причем не одним способом, а сразу двумя: при катапультировании срабатывала воздушная система, а если нужно было просто открыть фонарь — то работала электрическая система, то есть просто нажимаешь на кнопочку, и «дверца открывается»...
— Какая еще «дверца»? — проворчал дракон.
Вася отмахнулся:
— Ты меня понял. Самолет строили так, чтобы он был надежным. Системы дублировали. Двигатели располагались по бортам бронекорпуса. Один выйдет из строя — можно лететь на втором. Весило все это бронированное счастье чуть меньше двух тонн.
— А пушки? — Дракон потерял над собой власть и облизнулся. — Ты из них стрелял?
— Четыре пушки, Горыныч, тысяча триста выстрелов в минуту, — отозвался Вася. — Конечно, я из них стрелял. И бомбы. Четыреста килограммов бомб — при перегрузке до тысячи килограммов. Чем еще был прекрасен этот самолет — он мог летать и днем, и ночью, и при хорошей погоде, и при погоде отвратительной. Противообледенители, электрообогрев стекла кабины пилота, навигационный индикатор, автоматический радиокомпас, радиостанция, переговорное устройство, радиовысотометр... Будь у Амелии Экхарт такое оборудование — не пропала бы она над Тихим океаном.
— И не стало бы любимой авиационной загадки для нашей Брунгильды, — подхватил дракон. — К тому же не Амелией единой. Леваневский, сдается мне, тоже не отказался бы от таких приборов.
— Давай лучше о более веселом, — предложил Вася, вздохнув. — О бомбах, например. Коллиматорный прицел позволял производить бомбометание при горизонтальном полете и с пикирования. Когда сбрасывать бомбу — определялось автоматически. Сбрасывание производилось тоже автоматически. Тут же делается фотография — что днем, что ночью, безразлично.
— Скажи, Вася, не ты ли говорил, что многое зависит от летчика? — вкрадчиво вопросил Горыныч. — И вот я слышу от тебя хвалу автоматике...
Вася отмахнулся:
— Смотри на вещи диалектично, Горыныч! Летчик в единстве с самолетом — вот настоящая сила. А Ил-40 стал в начале пятидесятых как раз тем самолетом, с которым хотелось установить единство... И вот, уже через три месяца после выхода постановления правительства комиссия ВВС изучает макет будущего самолета. Дают добро. В феврале пятьдесят третьего опытный самолет готов. 7 марта 1953 года летчик-испытатель Владимир Коккинаки поднимает Ил-40 в воздух...
— И?.. — выжидательно спросил дракон.
— Что — «И»? — не понял Вася. — Ждешь подвоха?
— Всегда есть подвох, — сказал Горыныч.
— И самолет очень хорошо полетел, — сказал Вася. — Летно-технические данные, характеристики управляемости, устойчивости. Все в порядке. В конце марта Коккинаки вылетел на полигон «Фаустово», чтобы испытать переднюю пушечную установку. Установили наземную цель. Летчик подошел к полигону на высоте пяти тысяч метров. Ввел самолет в пологое пикирование. Нажал на гашетку пушек...
Младший лейтенант остановился и уставился на Горыныча. Дракон демонстративно отвернулся.
— Вот сейчас, Горыныч, самое время сказать «И?..» — укорил его Вася. — Ты ведь знал, а? Вырывающееся из пушек пламя ослепило летчика, тут же сбавили обороты и отключились двигатели. Коккинаки прекратил стрельбу. Он находился достаточно высоко, поэтому у него хватило времени снова запустить двигатели. После этого он вернулся на базу и доложил Ильюшину о произошедшем.
Дракон кивнул:
— Ильюшин человек опытный, в обморок падать не стал — всякое случается, поэтому срочно взялся исследовать проблему: почему такое безобразие, на советском самолете двигатели при стрельбе из передней пушечной установки начинают работать неустойчиво? Кстати, на первом варианте Ил-40 было шесть пушек, а не четыре, Васенька. В конце концов, переделали самолет: для передних установили газоотводную камеру, которая одновременно была носовой частью штурмовика. Из-за всех этих дел государственные испытания самолета были отложены на полгода.
— И прошли успешно, — быстро сказал Вася.
— Ильюшин был не вполне доволен, так что он продолжал дорабатывать машину, — подхватил дракон. — Немыслимого совершенства Ил-40 достиг в декабре пятьдесят пятого. Уже предполагалось начать его серийный выпуск в Ростове. Уже перестроили на тамошнем заводе часть производства под новый заказ. И уж весною пятьдесят шестого на площадке летно-испытательной станции в Ростове стояло пять «Илов». В разгар этого праздника жизни штурмовая авиация была упразднена.
Вася помрачнел так, словно катастрофа случилась только что и задела его лично.
— Это все «ракетное лобби», — проворчал он. — Новая военная доктрина требовала учитывать, что тактическое ядерное оружие может быть применено. Следовательно, совершенно иначе воспринимается роль авиации. Основные военно-воздушные силы направляются для ударов по объектам, находящимся за пределами досягаемости огня сухопутных войск. Отсюда — штурмовик не нужен.
— Звучит кощунственно, — согласился дракон. — Как это — штурмовик не нужен?
— Они же носились с теорией, что любой самолет, появившийся над полем боя, будет немедленно сбит самонаводящейся зенитной ракетой. И так далее. Фронтовая авиация не имеет будущего. В результате авиапредприятие в Ростове передали ракетостроителям. И все стало плохо.
— Ничего, — дракон шумно выдохнул пламя, стараясь ничего не подпалить. — Будучи своего рода живым штурмовиком, могу сказать одно: наше дело живо и жить будет.
© А. Мартьянов. 14.02. 2013.
Обсудить сказку можно здесь.
