— Думаете, вы готовы? — Младший лейтенант Вася посматривал на Брунгильду Шнапс, стараясь по мере сил скрывать свои сомнения.
Германская лётчица побледнела и храбро кивнула:
— Рано или поздно, но решаться надо. Я беру «Спитфайр-9» и вылетаю.
— В таком случае, не могу не похвалить вас за отвагу, — заявил младший лейтенант, — и ещё позвольте дать пару советов…
— Для этого я и пришла! — объявила Брунгильда. — Для инструктажа.
«Столько времени летает — и всё ещё так не уверена в себе, — подумал Вася. Ему было жаль Брунгильду. В теории и всяких книжках сильна, а на практике… — Ладно, — он махнул рукой, — не боги горшки обжигают».
А вслух произнёс:
— Как вам известно, естественными врагами «Спита» — девятки, я хочу сказать, — являются «Мессершмитты»: Bf.109G и Bf.109Z.
— Как я помню, у «Спитфайра» имеется явное превосходство в манёвре, — вставила Брунгильда с кислым видом. Она хотела продемонстрировать младшему лейтенанту, что превосходно отдает себе отчет в том, какой самолёт выбрала.
— Это так, — Вася подавил досаду: он не любил, когда его перебивали, — однако сладить с «Мессерами» все равно будет трудно. Скороподъемность этих «немцев», прямо скажем, жуткая — и это их главное оружие. Да, по скорости «Спитфайр» имеет превосходство над «Густавом», но опять же ни один приличный игрок на Bf.109G не станет уходить от «англичанина» по прямой. Атакуя с большей высоты и быстро возвращаясь в господствующее положение, «Густав» всегда останется в выигрыше.
Брунгильда поджала губы, а Вася, словно желая «добить» ее, прибавил:
— Ну а о «Цвиллинге» и говорить не приходится… Кроме того, «девятке» приходится сталкиваться с такими противниками, как Та.152, Ме.209А и Ме.262… По рангу ему так положено.
— Я же сказала, что не боюсь! — с нажимом повторила Брунгильда Шнапс.
— Никто и не утверждает обратного, — быстро возразил Вася. — Простой инструктаж перед боем. Как договаривались.
— Ну да, — протянула лётчица. — Насколько я успела понять, мне следует держаться большой высоте. Там легче вовремя заметить противника и увернуться.
— В общем и целом ситуацию понимаете правильно, — кивнул товарищ младший лейтенант. — Однако не стоит сбрасывать со счетов одно крайне неприятное обстоятельство: повсюду вы встретите какие-то неприятные особенности. Будем прямо говорить — везде свои засады. Большая высота — больше вероятности столкнуться не с одним вражеским самолётом, а с целой группой. Средняя высота означает абсолютную уязвимость при атаках сверху. А летая на малых высотах, очень легко оказаться последним оставшимся членом команды и пасть от сфокусированных ударов сверху, оставшись без фрага вовсе.
— Выбор между верёвкой и удавкой, как выражаются русские, — засмеялась Брунгильда Шнапс. — Но я все-таки попробую.
— Если хотите солировать, то «Спитфайр» Mk.IХ — не для вас, — предупредил Вася. — В реальности дела обстояли несколько иначе, но в наших, то есть в игровых, реалиях ситуация именно такова: данная модель «Спита» хороша только в группе. Ну что, пробуете?
— Да, — Брунгильда пожала младшему лейтенанту руку. — Пожелайте мне удачи.
— Удачи, фройляйн Шнапс! — от души сказал Вася. — Потом расскажете, как получилось.
Брунгильда забралась в самолёт и поднялась в небо. Ей хотелось только одного — чтобы Горыныча не оказалось поблизости. Васин инструктаж — это одно: в конце концов, советский лётчик всегда готов помочь неопытному товарищу, повторяя по многу раз одно и то же, пока его советы не врежутся в память, — но терпеть насмешки дракона? Змей Горыныч считал себя достаточно древним, чтобы не сдерживаться, если вдруг приспичит поиздеваться над чьей-нибудь неопытностью.
— Главное — договоритесь заранее с союзниками: держать высоту! — дал Вася напоследок совет.
…Брунгильда вела свой «Спитфайр» над картой «Азиатская граница», держась своего высотного эшелона — чуть ниже двух тысяч метров.
— Проклятье, — пробормотала она, увидев, что происходит: бой ещё толком не начался, а все ее союзники уже опустились вниз.
— Для чего же мы только сурово клялись друг другу держать высоту? — Брунгильда не могла сдержать злости. — Ну как можно так поступать?!
Сама германская лётчица всегда строго следовала всем договоренностям и инструкциям. Иногда это было к пользе, иногда — только вредило; но таков уж был ее характер.
Дисциплина и аккуратность.
— Черт бы вас побрал, — выругалась фройляйн Шнапс. Она была уверена, что выражается чересчур энергично для леди, но ее переполняло негодование.
Союзники дружно атаковали вражеских штурмовиков. Брунгильда минуты две покружила над местом сражения, а потом заметила, что на неё — с превышения высоты — идут один «Цвиллинг» и аж целых два «Густава».
Все, как предрекал младший лейтенант.
Изрыгая проклятия — благо её никто не слышал, — фройляйн Шнапс панически начала снижаться.
Скоро трассы вражеских очередей настигли ее. Нарезая спирали, Брунгильда закрутила самолёт штопорообразными бочками. Скорость росла.
Но росла она и у преследователей. И в какой-то момент Frau Leutnant рванула машину носом кверху. Это сработало — «Цвиллинг» пролетел мимо неё.
Брунгильда азартно оскалилась:
— Получай!
Она дала врагу вслед пару очередей и попала довольно крепко.
— А теперь — давай бог ноги! То есть — крылья! — сказала она сама себе и, спасаясь от «Густавов», которые шли сзади, снова закрутила спираль.
У самой земли ей все же удалось выровнять «Спитфайр».
Впрочем, «Густавы» не стали спускаться за Брунгильдой. Они снова набирали высоту.
А вот «Цвиллинг» спохватился поздно. Очень уж много форсажа у него ушло на то, чтобы не врезаться в землю, предотвратить «залипание».
Теперь скорость подъёма у него была приблизительно такая же, как у Брунгильдиной «девятки». Так что германская лётчица села «Цвиллингу» на хвост и сожгла его раньше, чем тот набрал неудобную для «Спитфайра» высоту.
— Знай наших! — выкрикнула Брунгильда Шнапс. Она вошла в боевой азарт.
Ей самой не верилось, что у нее начало получаться. Ведь она, в сущности, разделалась с весьма опасным противником.
Но расслабляться рано: «Густавы» тут как тут и снова атакуют.
Брунгильда кинулась вниз. Огляделась… Ни одного союзника!
А что там в эфире? Откуда-то издалека союзный «Мустанг» взывал о помощи… тщетно.
Ну и команда!.. Брунгильда скрипнула зубами. А ведь Вася настойчиво предупреждал: на «девятке» надо работать в группе…
Ладно. Посмотрим, что можно сделать в сложившейся ситуации.
Один из «Густавов» оказался явно глупее товарища: он ужасно хотел сбить Брунгильду и поэтому мешал своему же союзнику.
Короткая атака «Мессера» — и вместо того, чтобы уйти, тот упрямо пытается сесть «Спитфайру» на хвост. Ну что он делает?
— Ладно, — пробормотала Брунгильда, — как говорится, «отчаявшиеся не мечтают о комфорте». Жить мне все равно недолго. При таком раскладе «девяточку» собьют в любом случае. Вопрос только в том, сколько врагов я заберу с собой.
И поэтому когда нахал «Густав» в очередной раз с наскоку полез к Брунгильде «на шесть часов», германская лётчица продемонстрировала ему все свои — и «Спитфайра» — умения в виражном бою.
Резко, на закрылках, «Спитфайр» развернулся. Ещё раз — с переворотом через крыло. И ударил «Густаву» в бок длинной очередью.
А когда «немец» запаниковал — «Спит» сам прыгнул ему на хвост и добил с нескрываемой яростью.
— Н-на! — крикнула Брунгильда.
Ого-го! Она чувствовала себя прямо валькирией! Грозой небес! Упоительные мгновения…
К несчастью, длились они недолго.
Второй «Густав» оказался гораздо умнее предыдущего. Он хорошо рассчитал траекторию своей атаки, поймал Брунгильду на выходе из виража — и сбил, уничтожив её последние ХП несколькими точными попаданиями.
Всё. Брунгильда перевела дух. Сняла шлем, вытерла лоб беленьким батистовым платочком.
И яростно осведомилась прямо в эфире у товарищей:
— Какого черта вы разбежались, как тараканы по кухне?
Последовала пауза. Смешки. Потом раздался знакомый голос:
— Фройляйн Шнапс, вы ведь не будете очень на нас сердиться?
— Это вы, Ларош? — спросила Брунгильда.
— Гм… да, — признался французский лётчик. — Дело в том, что мы… В общем, мы тут с ребятами хотели…
— Да говорите уж прямо! — взорвалась Брунгильда Шнапс. — Что там у вас произошло?
— Ну, когда в бою… когда сам сражаешься, трудно следить за другими лётчиками, — сообщил Франсуа Ларош. — А нам до смерти любопытно было поглядеть, как вы там выкручиваете в одиночку против трех «немцев». Вот мы и дали себя сбить, чтобы понаблюдать этот бой в режиме свободной камеры.
Брунгильда аж задохнулась:
— Вы!.. Вы!..
— Вы обещали не злиться, — напомнил Ларош.
— Ничего я не обещала! — сказала фройляйн Шнапс.
— Но ведь это было так красиво, — вздохнул Франсуа Ларош.
Брунгильда ничего больше не стала говорить. Она ушла из эфира и вернулась к себе в ангар.
Девятый «Спитфайр» стоял там, озаренный лучиками света, в которых медленно кружились невесомые пылинки. Самолёт казался загадочным и совершенным.
— Да, очень красив, — признала Брунгильда. — Практически абсолют. Совершенство.
«Девятка» при всех её недостатках действительно красива. Виражи, петли, «бочки» в исполнении этого самолёта выглядели сказочно. Брунгильда Шнапс сама могла это видеть.
Собственно, она сама взяла этот самолёт — признаемся уж честно! — исключительно из эстетических соображений.
Исторически он был все-таки лучше. Она припомнила все то, что когда-либо читала о «Спитфайре»-9. Может быть, после какого-нибудь патча ему вернут присущую реальным «девяткам» скороподъемность и устойчивость в верхних высотных эшелонах.
Но пока этого не случилось — приходится наслаждаться красотой полёта да надеяться на слаженную работу команды.
Именно эти соображения фройляйн Шнапс и высказала Васе, когда тот пришёл поинтересоваться, как прошёл полёт.
— А вы разве не глазели вместе со всеми? — хмыкнула Брунгильда Шнапс. — Говорят, красиво получилось.
— Не сомневаюсь, — спокойно кивнул младший лейтенант. — Машина дивная… Жаль, что в Советском Союзе она появилась только ближе к концу войны.
— Первые «Спитфайры» в СССР прилетели, если я не ошибаюсь, в сентябре сорок второго, — произнесла Брунгильда.
Сейчас она выглядела намного увереннее, нежели перед вылетом: и бой ей понравился, да и тема разговора — история — была ей куда привычнее.
— Когда они приземлились в Мурманске? — уточнил Вася. — Это ведь были англичане, которые сопровождали союзный морской конвой PQ-18. Три «Спитфайра», да только не «девятки», как этот, — он кивнул на самолёт, видневшийся в ангаре, — а «четвёрки», разведывательная модификация. Самолётик, кстати, практически безоружный: там имелся лишь автомат да ещё предусмотрена бронеспинка для пилота.
— Тем не менее, когда англичане оставили эти три машины в России и передали их Сто восемнадцатому отдельному разведполку авиации Северного флота, русские были весьма рады, — заявила фройляйн Шнапс. — Лётчикам нравилась и скорость новой машины, и манёвренность, ну и то, что в пилотировании она довольно проста. А по высоте в те дни «Спит» превосходил все истребители противника, что фактически спасало безоружный самолёт от «естественных врагов».
— Кстати, давайте ещё отметим тот факт, что запчастей к «Спитфайрам» не было, и русский наземный персонал по обыкновению проявлял чудеса смекалки, — добавил Вася. — Летали на английских машинах лётчики ещё с довоенной подготовкой. Чтобы хоть как-то сберечь «нежных англичан». Но, впрочем, все это происходило ещё до того, как «Спиты» начали официально поставлять в СССР.
— В общей сложности, добавим, авиация Северного флота получила десять экземпляров такого самолёта, — заключила Брунгильда Шнапс. — Я имею в виду четвертую модификацию «Спитфайра»-разведчика.
— А «девятки» появились у нас лишь в феврале сорок четвёртого, — кивнул младший лейтенант. — До того поставляли «пятёрки». Распределяли этот самолёт по полкам ПВО, что логично, учитывая все те качества, о которых мы только что говорили, — высотность, манёвренность и так далее. Но только два полка — Двадцать шестой и Двадцать седьмой гвардейские истребительные Ленинградского округа ПВО — успели на них повоевать.
— Эти пилоты ведь привычны были именно к иностранным машинам, — заметила Брунгильда. — Двадцать шестой прежде летал на «Харрикейнах» и «Томагауках».
— Ну, положим, они и на советских летали, — перебил Вася.
— Однако, я это к чему: английские машины лётчикам не были в новинку, — упрямо настаивала Брунгильда. — И когда они первыми из всех получили «девятки», то, в общем, что называется, не растерялись.
— У них был очень хороший, толковый командир, — сказал Вася. — Этим полком командовал подполковник Василий Мациевич. В свои тридцать один год считался «стариком» — поскольку прослужил в ВВС к тому моменту восемь лет. Воевал и в Польше, и в Финляндии, а к началу Великой Отечественной был заместителем командира эскадрильи того же Двадцать шестого истребительного авиаполка. Гвардейским он стал с ноября сорок второго… Этот полк был частью системы ПВО Ленинграда.
— О чем мы только что и говорили, — тихонько вставила Брунгильда.
— Я подчёркиваю данное обстоятельство, — не позволил себя смутить Вася. — Гхм… Ну так вот, в ночь на двадцать пятое октября сорок первого Мациевич сбил своего первого немца — Не.111. К февралю сорок третьего за Мациевичем числилось уже сто девяносто шесть боевых вылета и двадцать две победы. Дважды его сбивали, но он возвращался в строй. А с четырнадцатого февраля сорок третьего майор Мациевич — Герой Советского Союза.
— Так Двадцать шестой так и оставался в системе ПВО Ленинграда? — уточнила Брунгильда.
— Здесь немцы держались дольше, чем на других участках фронта, — кивнул Вася. — Так что, получив «девятки», полк продолжил свою работу на прежнем месте. И вот, кстати, насчет того, что полк летал и на советских самолётах: был там такой лётчик Николай Щербина, тоже с довоенной летной подготовкой. Начал в Двадцать шестом — на МиГ-3, причём двадцать девятого августа сорок первого, в один день, ухитрился сбить сразу три вражеских самолёта. В сорок четвертом капитан Щербина был штурманом полка. На его счету четыреста двадцать четыре боевых вылета, из них сто двадцать — ночью. Побед за ним числится одиннадцать.
— Мы сто раз обсуждали вопрос о «численности побед», — вздохнула Брунгильда. — Одиннадцать — это, кажется, так мало.
— Зато, полагаю, без приписок, — возразил Вася. — Этот лётчик летал на «Спитфайре» девятой модификации. Считается, что не менее двух побед одержал именно на «девятке». Двадцать четвертого августа сорок четвертого Щербина получил звание Героя.
— А Двадцать седьмой полк? — спросила Брунгильда.
— Двадцать седьмой был преобразован из Сто двадцать третьего в ноябре сорок второго года, — сказал Вася. — Там тоже летали асы что надо. Был такой замечательный лётчик Александр Карпов. Вместе со своим постоянным ведомым Сергеем Беляевым считался одним из самых результативных. Сбили их в июле сорок третьего: Беляев погиб, а Карпов успел сбить два самолёта и ещё пытался таранить третий.
— Так Беляев не погиб? — уточнила Брунгильда.
— Нет, и уже через месяц, то есть в августе сорок третьего, получил звание капитана и эскадрилью. Две Звезды Героя, в общей сложности пятьсот девятнадцать боевых вылетов, — проговорил Вася. — В июле сорок четвёртого Карпов получает «Спитфайр», вот как раз «девятку». Успел одержать две победы на этом самолёте, а в сентябре сорок четвертого в бою с FW.190 был сбит над Эстонией. Но и тогда Карпов остался жив — он погибнет только через месяц, в октябре. Перехватывал высотного разведчика, потерял сознание — и разбился.
— А после войны что стало с «девятками»? — поинтересовалась Брунгильда.
— Хотите знать, нет ли какого-нибудь хорошенького авиационного музея на территории России, где можно увидеть и потрогать настоящий «Спитфайр» Mk.IX? — хмыкнул Вася. — Обидно, конечно… Ведь после войны в России оставалась почти тысяча экземпляров «девяток». Они служили в частях ПВО… и вскоре были заменены на более современные самолёты. Советские люди были экономными, и все ненужное пускали на металлолом.