Танкист Ганс Шмульке весело здоровался с Горынычем:
— А у вас, рожденные летать, как я погляжу, все по-прежнему.
— Вовсе нет, — возразил дракон. — У нас каждый день что-нибудь новенькое. На днях товарищ Вася сцепился с мсье Ларошем.
— Какая банальность! — вздохнул Шмульке. — Вася с кем-то сцепился...
— Вася — человек вполне мирный, — Горыныч тихонько похлопал хвостом по земле. — Их спор с Ларошем — чисто принципиальный. У нашего француза до сих пор сохраняется твердое, хоть и ошибочное убеждение, что лучше бипланов ничего на свете нет.
— Вася рассказывал, что мьсе Ларош прилетел к вам на «этажерке», — припомнил Ганс. — Так что же тут удивительного? Для него эти старые самолетики — дом родной.
Змей Горыныч поднял голову:
— Вон он, в небе, твой Вася. На «Мессере» рассекает.
Шмульке тоже поглядел вверх. Вася ловко отправил на землю Як-3, заложил вираж и, красуясь, исчез.
— Видал, какой орел? — хмыкнул дракон. — Моя школа.
— Это он Лароша вашего сбил? — спросил Шмульке.
— На Яке-то? — Горыныч задумался. — Нет, кажется, Як брал японский летчик. Капитан Хирата. У них тут «месячник странных самолетов», как они это называют: все летают на чем-нибудь для себя непривычным.
— В таком случае, товарищ младший лейтенант нечестно играет, — засмеялся Шмульке. — Для него почти все самолеты привычны.
— А Ларош дал слово, что целый месяц будет брать только монопланы, — добавил Горыныч. — Я ему посоветовал польский «Карась».
— Смешное название, — заметил немецкий танкист.
— Не смешнее, чем «Аист», — хмыкнул Горыныч. — Немцы тоже горазды были названия давать...
— Аист хотя бы птица, — возразил Шмульке. — А карась? Если ты не обратил внимания, Горыныч, — это рыба.
— Тем не менее рыба эта летала, — сказал Змей. — И даже сражалась против немцев в сентябре тридцать девятого. Хотя строить «Карася» начали еще в тридцать первом. Была такая польская авиационная фирма — PZL, читается «Панствове Заклады Летниче», то есть — государственное авиационное объединение. Организовали ее аж в двадцать восьмом на базе Центральных авиационных мастерских в Варшаве. Вот там начали строить шестиместный пассажирский самолет, который осенью тридцать первого переработали для других целей. Ты, конечно, не знаешь польских авиаконструкторов...
— Да я и про немецких-то слыхал про одного, максимум двух, — признался Ганс. — А уж про польских и вовсе не слыхивал.
— Так я и думал, — дракон царапнул когтем бетон взлетной полосы. — У них был такой Станислав Праусс. Он начал работу над PZL, но через год передал ее своему заместителю, доктору технических наук по имени Франтишек Миштал. У того была куча собственных идей. В частности, он применил на проектируемом самолете крыло кессонной конструкции. Такое крыло он уже делал для спортивного самолета PZL-19.
— И как, хорошо летал этот PZL-19? — осведомился Шмульке.
— Да уж летал, и неплохо, раз Мишталу выдали патент и позволили работать в том же направлении и дальше, — отозвался Горыныч. — Так или иначе, в августе тридцать четвертого, после всяких доработок, наш самолетик наконец поднялся в воздух.
— Двигатель на нем был тоже польский? — заинтересовался Шмульке. — Про польские двигатели я тоже никогда не слышал, — добавил он честно.
— Двигатель был английский — «Бристоль Пегас» мощностью в пятьсот девяносто лошадиных сил, — объяснил дракон. — Но выпускался он в Польше, по лицензии. Так что, можно считать его в какой-то мере польским.
— Горыныч, признавайся сразу — это еще одна сказка про Золушку? — взмолился Ганс Шмульке. — Расправила бедная сиротка крылья и гордо полетела, изумляя всех участников бала?
— К сожалению, Золушка оказалась довольно-таки чумазой, если продолжать твою аналогию, — Горыныч усмехнулся. — Испытательные полеты выявили новые недостатки: обзор пилота и штурмана недостаточен, кабина тесная, поскольку бомбы размещали в фюзеляже. Задняя часть фюзеляжа в полете сильно вибрировала. То есть, пришлось совершенствовать машину дальше.
— А теперь, дорогой мой змей, ответь земнородному на очень простой вопрос, — сказал Ганс Шмульке. — Летающий «Карась» — что это был за самолет? В смысле, кто по профессии?
— А, я все ждал, когда ты спросишь, — Змей Горыныч хлопнул крыльями, подняв ветер. — Это был ближний бомбардировщик. Но он не только бомбил, он еще летал на разведку, обеспечивал связь... Рабочая машинка войны.
— А бомбы у него так и остались в фюзеляже? — спросил Ганс Шмульке. И пояснил: — Я мысленно сравниваю с танком — было бы это удобно или нет...
— Бомбы перевесили под центроплан, — ответил Горыныч. — В кабине сразу стало просторнее. Обзор постарались улучшить, двигатель опустили ниже. Изменили конструкцию элеронов и щитков. Самолетик стал летать ловчее. Второй вариант подняли в воздух весной тридцать пятого. Ну, летал он себе, летал на аэродроме под Варшавой...
— И долетался? — вставил Шмульке.
Дракон насторожился:
— А ты откуда знаешь? Ты ведь ничего не слышал о польской авиации!
— Предположил, — объяснил танкист. — У тебя зловещий взгляд сделался.
— Вот такой? — Дракон выпучил глаза. — Ну да, в общем, ты угадал: осенью того же года второй прототип вошел в плоский штопор и разбился. Погиб весь экипаж. Третий прототип уже был к тому времени готов. Новый капот с обжатием задней части позволил снизить лобовое сопротивление, вид из кабины стал лучше — кресло пилота установили выше прежнего. В общем, именно этот вариант и приняли. И назвали «Карась» PZL P-23А.
— Так почему «Карась»-то? — спросил танкист.
— Не знаю, — признался дракон. — С этой романтической частью — откуда берутся названия, прозвища и все такое, — это не ко мне. Я предпочитаю строгие технические детали.
— Ты ведь дракон, фэнтезийный элемент, — упрекнул его Шмульке. — А ведешь себя как заправский технарь.
— Не оставайся в плену стереотипов, — посоветовал дракон. — Это поможет тебе в дальнейшей жизни.
— Вон Вася идет, — обрадовался Шмульке.
Товарищ младший лейтенант победоносно вышагивал по взлетной полосе.
— Кто тот бедняга на советской машине, которого ты сбил? — спросил Шмульке, пожимая товарищу руку. — Неужто впрямь японец?
— Ага. — Вася засмеялся. — Горыныч тебе уже рассказал про наши споры?
— Вообще-то он мне рассказывает про польский «Карась», — ответил Шмульке.
— «Карась» отчасти пал жертвой лицензионного английского двигателя, — сказал Вася. — Горыныч тебе не поведал, какая это была гадость? «Пегас», можно сказать, не давал «Карасю» летать по-настоящему! Звучит абсурдно, если вслушаться в названия и вникнуть в их буквальный смысл.
— Умные все стали, — вздохнул дракон.
— Эй, — оба приятеля отскочили, чтобы огненное дыхание не опалило их. — Горыныч, ты вздыхай осторожнее.
— Я аккуратен, как научный сотрудник в лаборатории по исследованию чумной бактерии, что бы это ни означало, — заявил дракон.
— Когда начали выпуск серийных «Карасей»? — Ганс вернулся к прежней теме. — Мне интересно, — объяснил он, — потому что, как говорит Горыныч, эти самолеты воевали против немецкой армии в тридцать девятом.
— Лучше спроси, когда закончили, — посоветовал Вася. — Это был действительно старый самолет, в тридцать восьмом его уже перестали делать.
— А начали летом тридцать шестого, — вставил Горыныч. — Их было больше двухсот. Всего. Из них сто двадцать сражались. Доблестно и безуспешно, как и вся польская армия в те дни. Вот некоторые цифры, — добавил он тоном ученого лектора: — Со второго по шестнадцатое сентября «Караси» выполнили 164 боевых вылета. Сбросили свыше пятидесяти тонн бомб.
— Это им не очень помогло, — напомнил Шмульке.
— По крайней мере, они не чувствовали себя бессловесной жертвой, — возразил Вася. — А это кое-что да значит. Если я правильно помню, уже первого сентября в 5.30 утра летчик Владислав Гныш сбил на «Карасе» Do.17 — оцени, Ганс.
— А на следующий день эти бомбардировщики атаковали механизированные части танковой дивизии, — прибавил Горыныч. — Немцы вообще не ожидали от польских бомбардировщиков каких-либо активных действий. Поэтому дороги были забиты техникой и грузовиками с мотопехотой. Движение шло в два ряда. И тут — ба-бах! — прилетают «Караси» с подарками и буквально забрасывают противника бомбами. Второй налет пришелся по мотострелковому полку и противотанковому дивизиону на шоссе Ченстохов — Радом.
— Опять «Караси»? — спросил Шмульке.
— Они, родимые, — кивнул Горыныч. — Атаковали немцев два звена PZL-23. Они взлетали с совсем маленького аэродрома, поэтому им пришлось облегчить вес и взять меньше бомб, чем они могли бы при других условиях. Но там из-за большой скученности, в общем, не нужно было особенно целиться: они просто вывалили бомбы, и все попали по назначению.
— Легко эдак бомбить, — нахмурился Шмульке.
— Польские летчики — известные отморозки, прости за выражение, — отозвался Вася. — Конечно, легких целей им было недостаточно. 2 сентября они летали бомбить Германию. И тогда же ухитрились уничтожить в воздухе «Хеншель» — Hs.126.
— Какие победоносные, — заметил Ганс.
— За семнадцать дней сражений было потеряно сто двенадцать «Карасей» — девяносто процентов, — сообщил Змей Горыныч. — Среди личного состава потери были не такими ужасающими. Уцелевшие польские пилоты уже через год снова сражались — на чужих машинах, в составе чужих армий.
— А что же «Карась»? — спросил Шмульке.
Вася развел руками:
— А «Карась» практически — всё... отлетался.
© А. Мартьянов. 03.06. 2013.
Обсудить сказку можно здесь.