Майор Штюльпнагель прошелся перед собравшимися в столовой пилотами, заложив руки за спину.
— Господа летчики! — провозгласил он. И, покосившись на Брунгильду Шнапс, сидящую впереди с видом прилежной ученицы, добавил: — И госпожи летчицы! Гхм! Сегодня я лично вылетал на задание, чтобы убедиться… гхм!.. в готовности летного состава к режиму «Восемь на восемь».
— Ого! — прошептал младший лейтенант Вася на ухо своему другу, вахмистру Вольфу. — Слыхал, Герман? Сам Штюльпнагель… Интересно, на чем это он летал?
— Мне другое интересно, — тихо ответил Вольф, — не сбили ли мы его с тобой, часом?
— Вам есть, что доложить? — Майор впился в Германа Вольфа мертвящим взором.
Вахмистр Вольф встал и отрапортовал:
— Пока нет, господин майор!
— Хорошо! — рявкнул Штюльпнагель. — Итак, господа, я намерен поделиться с вами своими впечатлениями. И впечатления эти неутешительные. Я взял хороший, прочный самолет — Ла-5. Полагаю, многих из вас в первую очередь интересует именно эта тема. Возможно, некоторые господа задают себе вопрос: в какую машину поместится командир гешвадера. Да? — Он вонзил взор в американца, который как раз вытащил из кармана жвачку и сунул за щеку. — Не так ли, штаб-сержант Хопкинс?
Билл Хопкинс ответил, невозмутимо продолжая жевать:
— Вообще-то это первое, о чем мы обычно спрашиваем друг друга, вернувшись с задания.
— Хорошо! — отрубил майор. — Итак, я летал на Ла-5. Мы сражались над картой «Крепость». «Лавочкиных» было, включая меня, три. Но! — Он поднял палец. — Было совершено несколько ошибок. И существенных ошибок. Хотя команда и пыталась наладить взаимодействие. Полагаю, эти попытки связаны в первую очередь с тем, что каждый сознавал свою ответственность: не каждый день пилотам выпадает честь вылетать под моим чутким руководством.
— Это да, — прошептал Вася громко.
Майор покосился на него, но комментировать не стал. Он продолжил:
— В общем и целом из стремления сражаться согласованно ничего толком не вышло. Летчики скорее мешали друг другу, чем помогали. И главная ошибка — не было учтено распределение по оптимальной высотности. В результате более высотные «Лавочкины» оказались на нижнем ярусе. Противник окружил их. При попытке построиться в карусель они, увы, больше попадали друг по другу, чем по противнику.
— Аналогичная ситуация наблюдалась в сорок третьем году, — вставила Брунгильда Шнапс. Она развернула тетрадку, где были тщательно прорисованы схемы и выписаны рассуждения.
— Послушаем, — благосклонно кивнул Штюльпнагель.
Фройляйн Шнапс чуть покраснела, встала.
— Собственно, я хотела доложить о так называемой «кубанской этажерке», — заговорила она.
— Это ведь изобретение товарища Покрышкина? — вставил Вася.
— Объективно говоря, такое тактическое построение представляет собой результат, скорее, коллективного творчества, нежели индивидуального, — поправила Брунгильда Шнапс. — Хотя мы смело можем называть имя товарища Покрышкина как одного из авторов… и, во всяком случае, человека, который обобщил идею и постарался ее воплотить.
— А что, — сказал Вася, — разве нельзя просто вылетать и сражаться один на один? Это ведь так интересно!
— Это интересно на сервере, — возразил Франсуа Ларош. — Когда пилоту ничего не грозит. А когда речь идет о реальном сражении — другое дело.
— Кроме того, — добавил Уилберфорс Гастингс, — мы ведь хотим почувствовать себя настоящими летчиками военных лет. А для этого нам, возможно, имеет смысл пройти тот же путь, что и реальные летчики. И учиться…
— …Учиться и учиться, — заключил младший лейтенант. — Я уж думал, мы свое отучились.
— А вот товарищ Покрышкин, несмотря на большой опыт боев, так не считал, — упрекнула его Брунгильда Шнапс и снова углубилась в свою тетрадку. — В начале сорок третьего ему выпало время подумать. Обобщить опыт двух лет войны. И в конце концов он пришел к выводу, что советские пилоты, несмотря на весь свой героизм, действовали тактически неграмотно. Одной только храбростью, говорил он, всего не решить.
— Золотые слова, — майор Штюльпнагель поднял палец. — Вы слушайте, господа, и мотайте на ус!
— С чего начал Покрышкин той весной сорок третьего, над Кубанью? — продолжала Брунгильда. — С того, что обычный метод патрулирования — по большому кругу над объектом прикрытия, — он счел устаревшим. Да, да, как и техника, тактика устаревает. Вылетев шестеркой, группа Покрышкина набрала высоту, затем развернулась. На развороте пары перестроились, пошли правее ведущего со стороны солнца. Затем самолеты перешли в пологое снижение, что позволило разогнать машины до высокой скорости. Таким образом советские летчики обеспечивали внезапность появления над районом прикрытия и стремительность удара по возможному противнику. За счет разогнанной на снижении скорости они могли быстро захватить превосходство и в высоте.
— Умно и… довольно логично, если на словах или в альбоме, — кивнул Уилберфорс Гастингс. — Но это же надо долго тренироваться в парах и группой.
— А может, и не так долго, если хорошенько представлять себе маневр, — возразил Франсуа Ларош. — Положим, я представляю себе маневр, вы его себе представляете… Если мы вылетим вместе, то без лишних слов поймем, как нам действовать.
— Для этого нужно желание… и теоретическая подготовка, — сказал майор.
Брунгильда кивнула:
— Вот конкретный пример из боевой биографии Покрышкина. Когда он со своими товарищами вылетел патрулировать над станицей Крымская — все той же весной сорок третьего, — то увидел ниже звено «ЛаГГов», которые ходили по большому кругу на малой скорости. Хвосты самолетов то и дело подставлялись под солнце — наиболее опасное положение в том случае, если враг вздумает атаковать внезапно. Эта карусель над объектом ужаснула Покрышкина. Он, кстати, не жалеет выразительных слов в адрес тех, кто написал инструкцию, утверждающую подобную форму маневра.
— Не будем отвлекаться! — майор постучал по столу костяшками пальцев. — Что говорилось в инструкции?
— Ну вот это самое и говорилось, — отозвалась Брунгильда немного растерянно.
Вася встал:
— Чтобы экономить горючее и, соответственно, увеличивать продолжительность патрулирования, установили скорости, соответствующие экономическому режиму работы мотора. Патрулирование требовали вести точно над объектом. Но это, разумеется, какой-то горе-теоретик писал. И летали самолеты, «как комары». Снизу-то выглядело так, что объект, мол, надежно прикрыт, но на самом деле…
Он махнул рукой и сел.
— Ну вот! — нахмурился майор Штюльпнагель. — Видите?
— Суть нового метода заключалась в том, — продолжала Брунгильда, — что истребители перешли от обороне к готовности атаковать. Они проносились над объектом метеорами, а не кружили каруселькой.
— Расскажите подробнее про боевой порядок «этажерка», — просил Франсуа Ларош.
— Пары рассредоточены по фронту и высоте, как ступеньки крыльца, — Брунгильда показала рукой. — От ведущей пары они уходят в сторону и вверх. При таком построении каждому летчику больше не нужно постоянно следить за задней полусферой: взаимный поиск пар позволяет на большом удалении обнаруживать противника.
— А маневренность? — спросил Ларош.
— Пары и группа целиком фактически так же маневренны, как одиночный самолет, — ответила Брунгильда. — Возвращаюсь к рассказу Покрышкина о патрулировании над Крымской.
— Кстати, на чем он с товарищами летал? — спросил Билл Хопкинс.
— Вам будет приятно услышать, Билл, что на «Аэрокобрах», — кивнула Брунгильда. — Итак, звено «Кобр» пронеслось, пикируя, ушло, затем вернулось… И видит: четверка ЛаГГов-3 атакована группой Bf.109G. Мы все знаем, какой это опасный противник. ЛаГГи встали в оборонительный круг, а десятка «мессеров» пыталась их уничтожить. Немецкие истребители в то время шли перед бомбардировщиками, очищая небо от советских самолетов.
— И тут… — предвкушающее произнес Вася.
— Да, товарищ младший лейтенант, — кивнула фройляйн Шнапс, — и тут товарищ Покрышкин на своей «Аэрокобре» с пикирования нанес удар ведущему Bf.109G. На большой скорости он выстрелил в упор, и самолет противника превратился в пылающий факел. Покрышкин рванул ручку управления на себя, резко ушел вверх. Тем временем вторая пара «Аэрокобр» зажгла еще один Bf.109G. Вражеская группа попыталась уйти вверх, и самолеты верхних «ступенек» согнали их вниз, где их и добили «нижние» истребители. Бомбардировщики после этого разгрома так и не появились.
— Поучительная история, — вставил майор Штюльпнагель.
— Можно вопрос? — Капитан Хирата встал и вытащил блокнот. Как и Брунгильда Шнапс, он любил теоретические занятия и тщательно к ним готовился. — Вот имеется мнение генерала Люфтваффе Вальтера Швабедиссена. Он писал, что «кубанский эскалатор» — так в его труде названа «этажерка» — не принесла никаких выдающихся успехов. Этот метод, утверждает он, был весьма неудобен с тактической точки зрения. Он требовал концентрации сил в одном месте в то время, как в другом истребительное прикрытие отсутствовало.
Он закрыл блокнот и сел.
— Это мнение не совсем верно, — возразил Вася. — Для «этажерки» бывает достаточно всего двух пар истребителей. Собственно, что-то вроде этажерки — скажем так, «недоэтажерки», — нам довелось попробовать уже в наших боях парой. Если, конечно, повезло встретить в небе толкового напарника. В принципе, товарищ Покрышкин считал оптимальным вылет в составе группы из восьми самолетов.
— Поэтому новый метод и называется «Восемь на восемь», — добавил майор Штюльпнагель.
— Кроме того, — продолжал Вася, — если этот метод был таким «неудачным», что же сами немцы его копировали? Причем, что забавно, использовали его не истребители, а бомбардировщики.
— Если позволите, — встал флайт-лейтенант Гастингс, — я хотел бы рассказать о своем опыте. Я только что с Восточной границы. У меня был изумительный союзник — «Спитфайр» Mk.IX. Сам я вылетал на Яке-3. Мы сразу разошлись по высоте. Сперва союзник спустил ко мне вражеский Як-15. На малой высоте, где я чувствовал себя превосходно, Як-15 потерял все свои преимущества, и я попросту расстрелял его. Затем я загнал к моему другу-«Спиту» наверх Ме.410. Панически набирая высоту, «Мессер» без толку сжег весь форсаж, и мой товарищ «Спитфайр» убрал его прежде, чем высотник очухался, оказавшись в своей стихии. Пока я восхищался работой союзника, на хвосте у меня повис «Мустанг» Р-51Н, и «Спитфайр» ловко снял его. Но и это еще не все. Мы не расставались до конца боя. Мой союзник сбросил ко мне «Корсара». Тот, бедолага, пытался набрать скорость, однако я успел повредить ему двигатель. Тут-то он и потерял свое преимущество. Кстати, «Корсар» попался опытный: он попытался сбавить обороты, чтобы я обогнал его и подставил ему хвост. — Гастингс скромно улыбнулся. — Однако на эту удочку я не попался. Я сделал петлю и вышел на него с «шести часов». И все это время мой союзник — «Спитфайр» страховал меня…
Франсуа Ларош отвел глаза.
Гастингс заметил это:
— Неужели это были вы, Ларош?
Французский летчик скромно пожал плечами:
— Не исключаю…
— Выводы! — загремел майор Штюльпнагель. — Что у вас есть по работе в режиме «Восемь на восемь»? — Он обвел всех глазами. — Младший лейтенант?
— Я считаю, в обычном режиме — «Пятнадцать на пятнадцать» — групповое взаимодействие наладить сложнее. Как говорил товарищ Покрышкин, получается не строй, а рой, — проговорил Вася.
— Согласен, — встал капитан Хирата. — Режим «Восемь на восемь» удобнее для работы парами и «этажеркой».
— Недостатки? — Майор оскалил зубы, как бы готовясь устроить разнос невидимому ослушнику.
— Все те же, — подал голос Билл Хопкинс. — Найти союзников, способных понять тебя без предварительных переговоров в чате, трудно. Во всех глубоко сидит привычка охотника за фрагами — «брось все и бей что увидишь». В результате ведомые бросают ведущих, разрушается строй этажерки. Более высотные самолеты в прогоне за добычей упорно продолжают преследовать противника почти до самой земли. В этом уязвимом положении их почти никогда не прикрывают.
— Что еще хуже, — добавил Вася, — отдельные несознательные товарищи даже ждут, пока попавший в беду союзник будет сбит. Тогда-то им достанется больше фрагов. В режиме «Восемь на восемь» подобный, извините за выражение, «метод» губителен.
— А я вот что хотел бы заметить, — вставил вахмистр Вольф. — Режим «Восемь на восемь» оказался неожиданно удобным для дуэльного принципа. Из-за малого количества самолетов на карте удобно бывает уединиться с противником и вволю поупражняться в пилотаже. Тут, понятно, свои засады. Единоличнику хорошо бы помнить: пока он наслаждается дуэлью, более организованная команда противника может сделать из его союзников мелкий фарш. И тогда наш бретер останется один против пятерых. Тут-то, понятно, никто больше в дуэль с ним играть не станет, и конец «Сирано де Бержерака» будет плачевным.
В столовую заглянул Горыныч.
— Ну что, прозаседавшиеся? — грянул дракон. — Все совещаетесь? А там, между прочим, бои идут! Под Сталинградом, в пустыне, в горах! Кто в полет?
Загрохотали стулья — летчики бросились в ангары к своим самолетам.
© Е. Хаецкая. 11.03.2014.
Обсудить сказку можно здесь.