— Никак не могу понять, почему Франция, которая на заре авиационной эры считалась ведущей воздухоплавательной державой, к началу тридцатых попросту «сдулась», — заметила Брунгильда.
— Если взглянуть объективно, то не так уж и «сдулась», — возразил Герман Вольф. — И во Франции были удачные самолеты, тот же «Девуатин-520», да и в Германии, прямо скажем, встречались неудачные.
— Вы же не станете возражать, вахмистр, что французские самолеты — самые некрасивые, — заявила Брунгильда.
Франсуа Ларош приблизился к говорящим и очаровательно улыбнулся Брунгильде:
— Кто здесь безобразный, мадемуазель? Кто оскорбляет ваши взоры?
— Вовсе никто, — смутилась фройляйн Шнапс, а вахмистр Вольф ехидно усмехнулся:
— Мы, как обычно, говорили о самолетах.
Оказалось, что Франсуа слышал больше, чем предполагалось:
— Репутация французских машин как некрасивых и в целом неудачных в какой-то мере оправдана. Некоторые эстеты вообще считают, что красивый самолет является вместе с тем и наиболее эффективным.
— Вы разделяете это мнение? — заинтересовался Вольф.
— О-ля-ля! — ответствовал француз. — Почему бы и нет? Человеческий глаз воспринимает как красивое то, что обладает силой, скоростью, хорошим боевым потенциалом. А что такое, например, «Блок–152»?
— Мы о каком самолете говорим? — уточнил Вольф. — О Marcel Bloch — MB?
Франсуа пожал плечами:
— По-русски детище Марселя Блока называют и «Блош», и «Блох», но, сдается мне, лучше остановиться на более благозвучном варианте — «Блок».
— Согласна, — быстро вставила Брунгильда. — Мы ведь уже установили: красиво — значит, правильно.
— МВ-152 был машиной прочной, перегрузки он выдерживал хорошо и довольно быстро достигал высокой скорости в пикировании, — сказал Франсуа. — Но с маневренностью дело обстояло плохо. А на высоте вооружение часто отказывало. И каким бы хорошим ни был пилот — а среди французских летчиков хороших пилотов было много, уж поверьте! — он ничего не мог поделать.
— Просто не верится, что в мае и июне сорокового года именно МВ-152 был едва ли не самым распространенным французским истребителем! — вздохнул Герман Вольф.
— Можно встретить и другие мнения, — отозвался Франсуа Ларош спокойно. — Но в любом случае эта машина имела место. А ведь проект едва не погиб, что называется, на корню. В тридцать пятом году Министерство авиации Франции опубликовало требования к новому истребителю, и на заводе Марселя Блока в Курбевуа группа инженеров под руководством Русселя принялась за работу. Они создали цельнометаллический моноплан с работающей обшивкой. Двигатель — радиальный, воздушного охлаждения «Гном-Рон». Две пушки «Испано-Сюиза» в крыльях. Машину назвали «Блок-150».
— Вообще звучит довольно прогрессивно, — вставила Брунгильда.
— Согласен, — кивнул Герман Вольф.
— Не имеет значения, как это звучит, — Франсуа чуть улыбнулся. — Первый полет был назначен на июль тридцать шестого. Самолет попросту не взлетел. Не смог оторваться от земли.
— Маневренность не на высоте, — сострил Герман Вольф.
Франсуа криво усмехнулся:
— Ваш тяжеловесный германский юмор как никогда кстати, коллега Вольф. Однако на фирме Блока было, как вы понимаете, не до смеха. Они даже остановили работы. На время. В тридцать седьмом опять взялись за многострадальный самолет, переделали крыло, шасси. Наконец «Блок-150» поднялся в воздух — это произошло уже в августе тридцать седьмого. Еще ряд переделок. И новый двигатель — более мощный.
— Более мощный — это какой? — осведомился Вольф.
— Был на девятьсот тридцать лошадиных сил, стал на тысячу тридцать, — сообщил Ларош. — В общем и целом машину можно охарактеризовать как крепкую посредственность. Обстоятельства складывались, однако, в пользу этого самолета. Франции нужно было перевооружить ВВС. В начале тридцать восьмого Министерство авиации выдвинуло требование: срочно-срочно требуется около тысячи современных одноместных истребителей! Срок — текущий год. Но где их взять, истребители, да еще в таких количествах? Купить за границей — нереально, необходим отечественный. Вот так «Блок» и попал в программу перевооружения.
— Звучит оптимистично, — вставила Брунгильда.
— Но дело-то в том, что «Блок» в существующем виде плохо подходил для массового производства, — продолжал Франсуа Ларош. — Поэтому его начали опять переделывать — под упрощенную технологию. В мастерских Курбевуа наскоро построили новый прототип. Машина имела два недостатка. Перегревался двигатель — раз. Недостаточная сбалансированность вокруг оси вращения в пикировании и на больших скоростях — два. Испытывали разные типы хвостового оперения, элеронов — не очень-то это помогало.
— А какие скорости в данном случае вы называете «большими»? — Герман Вольф задал вопрос без задней мысли, но Франсуа Ларош опять загрустил:
— Вы попали в больное место, мсье. «Блок-151» — так назывался этот прототип — не смог развить даже четыреста восемьдесят километров в час. Хотя именно такая скорость была заложена в проекте. В октябре тридцать восьмого появился прототип «Блока-152». Более мощный двигатель, еще ряд переделок — и вуаля, пятьсот двадцать километров в час на высоте в пять тысяч метров. Две двадцатимиллиметровые пушки и два пулемета калибром семь с половиной миллиметров. В декабре тридцать восьмого этот самолет взлетел — и был принят для серийного производства.
— Вот прямо так и принят? — Брунгильда скептически поджала губы.
— Ну нет, не совсем «прямо так», — ответил Франсуа. — Доделывали и доводили еще почти год, меняли двигатели и так далее. Заказ был подписан в мае сорокового года.
— Как-то поздновато это произошло, не находите? — заметила Брунгильда. — Гитлер как раз собрался начинать французскую кампанию...
— Нахожу, — не стал отпираться Франсуа. — Перед войной МВ-152 получила только одна авиагруппа — эскадрилья истребителей, расквартированная в Этамп-Монтодезир. Вот цифры: к моменту начала войны было построено всего двести сорок девять «Блоков». Их раскидали по эскадрильям. Вроде как: вот вам новый истребитель.
— Кстати, а как сами-то летчики об этом самолете отзывались? — спохватился вахмистр Вольф. — Это ведь самое интересное.
— Но не всегда самое объективное, — возразил Франсуа Ларош. — Однако в данном случае, боюсь, их мнение справедливо. Пилоты называли эту машину «самолет для четырех рук».
— А что это значит? — удивилась Брунгильда.
— Отнюдь не салонное музицирование на фортепиано в четыре руки, — горько вздохнул Франсуа. — В крутом пикировании «Блок» пытался занять почти вертикальное положение. Поэтому пилот должен был крепко держать ручку правой рукой, левой — управлять сектором газа, подбирать шаг винта и вместе с тем вращать штурвальчик регулировки триммера хвостового оперения. То есть для того, чтобы не впилиться носом в землю, условно говоря, пилоту требовалось иметь четыре руки.
— И как они справлялись? — изумилась Брунгильда. — У человека ведь нет четырех рук.
— Жить захочешь — справишься, — буркнул Ларош. — Так или иначе, «Блоки» участвовали в обороне Парижа и Нижней Сены.
— Ну хоть один славный боевой эпизод с участием «Блока» есть на памяти? — потребовала Брунгильда. — Не может быть, чтобы этот самолет не участвовал ни в чем героическом.
— Есть несколько, хотя их не слишком много, — честно признал Франсуа. — 20 апреля — во время «странной войны» — аспирант Аморо сбил над Озоле Ju.88. Правда, тот уже был здорово поврежден зенитным огнем, так что «Блоку» оставалось лишь добить умирающего.
— Мда, — вздохнул Герман Вольф.
— Потери этих самолетов были очень тяжелы, — продолжал Франсуа. — Вот вам такой боевой эпизод. Четырнадцатого мая двадцать семь «Блоков-152» обеспечивали воздушное прикрытие контратаки бронетанковой дивизии в районе Мобеж-Шарлеруа. Два «Дорнье» они сбили и повредили четыре Bf.109. При этом сами потеряли шесть самолетов, погиб один летчик, еще четверо были ранены.
— А вообще ничего так, — заметила Брунгильда. — Получается — шесть на шесть.
— Учитывая, сколько всего у Франции было истребителей, — совсем не «ничего», — возразил Франсуа. — Через несколько дней двадцать один «Блок» вылетел, прикрывая двенадцать бомбардировщиков LeO-451. Задача была атаковать вражеские колонны в районе Трелон-Чимей. Назад вернулись четыре бомбардировщика и семь «Блоков». Противник потерял два «Мессера».
— Это уже хуже, — кивнул Вольф.
— А третьего июня, — продолжал Ларош, — практически все авиабазы вокруг Парижа были атакованы силами Люфтваффе. Немцы, как вам очень хорошо известно, действовали большими группами самолетов. В данной операции их было более трехсот. В результате одиннадцать «Блоков» вышли из строя, погибло несколько пилотов. У немцев сбиты четыре машины.
Вахмистр задумался:
— А какова судьба польских пилотов, летавших на «Блоках»? Я что-то о них слышал.
— Точно, — кивнул Франсуа. — Были польские летчики, которых посадили на МВ-152: шестеро в Шатеро, шестеро в Анжере, девять в Руре, трое в Аворде и пятеро в Бордо. Все это были отдельные истребительные звенья, укомплектованные поляками. Их свели в одну часть, командиром которой стал майор Этелен — известный летчик-ас Первой мировой. В общем, пока польских пилотов обучали, пока формировали и переформировывали части — война закончилась. Пятнадцатого июня все польские пилоты отправились в Англию.
— Кстати, — вдруг припомнила Брунгильда, — о французских летчиках-асах. Был такой знаменитый лейтенант Пьер Ле Глоан, который ни разу не нарушил присягу и сражался за Францию: сначала против немцев, потом вместе с немцами, а потом опять против немцев...
— Основной самолет Ле Глоана — «Девуатин-520», — ответил Ларош. — Хотя, постойте, и на «Блоке» он тоже летал: как раз пятнадцатого июня на МВ-151 он вступил в бой с итальянскими C.R.42. Согласен, это были не самые современные и мощные машины на тот момент. Но все-таки с «Фиатами» следовало считаться. Так или иначе, Ле Глоан на «Блоке» сбил два из трех.
— Ну так и чем закончилась история «Блока»? — подытожил Вольф.
— В общем-то, ничем, — признал Франсуа. — Французские и польские летчики честно пытались «выжать» из этой машины все, что могли, но времени у них было мало, а возможностей — и того меньше. Было еще несколько самолетов, кстати, в Греции во время итальянского вторжения, но как они действовали — никому не ведомо. Героических эпизодов не сохранилось.
— Да, — сказала Брунгильда. — Что и говорить, совершенно не знаменитый самолет. А, кстати, как сложилась судьба его конструктора?
— Точно, — спохватился Франсуа Ларош. — Марсель Блок. Вот личность, заслуживающая нашего самого глубокого уважения. Под псевдонимом «Дассо» он участвовал в Сопротивлении, был схвачен и до конца войны находился в Бухенвальде. А после войны страшно болел... что не помешало ему прожить восемьдесят четыре года. В отличие от своего самолета военных лет, Марсель «Дассо» Блок был очень знаменитым персонажем!
© А. Мартьянов. 23.08. 2013.
Обсудить сказку можно здесь.