-
![LANG-CODE-KEY]()
LANG_NAME_KEY
-
Войти или создать аккаунт
5 июня 1915 года, Петроград
Владимир Александрович Лебедев перечитывал коротенькую заметку в газете, волнуясь все больше и больше. Непроизвольно он скомкал газетный лист в кулаке.
Наши бесстрашные летчики заставили германский самолет «Альбатрос» совершить посадку в расположении русских войск.
Что это значит?
Для сотен читателей газеты — лишь известие о новом подвиге авиаторов. Но для Лебедева, владельца завода, где ремонтируют самолеты и создают новые аппараты, это означало нечто совсем иное.
Германский двухместный биплан «Альбатрос», спроектированный в начале четырнадцатого года Эрнстом Хейнкелем, теперь практически властвовал во фронтовом небе.
Лебедев не столько создавал собственные самолеты, сколько копировал уже имеющиеся образцы. Иногда пытался их совершенствовать, но без особого успеха. А вот сейчас появилась возможность получить возможность построить копию столь успешного аэроплана противника — да о таком можно только мечтать!
Он разгладил и еще раз перечитал газету.
«Альбатрос В». Отличная машина. Как раз то, чего не хватает русской армии.
Как и все машины лебедевского завода, она будет называться «Лебедем», порядковый номер — XII.
Да и получить заказ на ремонт самолета тоже заманчиво. Правительство платило за отремонтированные трофейные самолеты столько же, сколько за аппараты новой постройки.
Владимир Александрович положил перед собой лист почтовой бумаги и написал первое прошение.
28 декабря 1915 года, Петербург, Комендантский аэродром
Поручик Гренадерского корпусного авиаотряда Слепцов представился Лебедеву:
— Для испытаний нового аппарата прибыл! Специально откомандирован с фронта.
Лебедев дружески поздоровался с ним за руку. Слепцов знал, что владелец завода — не просто промышленник, он и сам бывший летчик, один из первых, кто получил летную лицензию из рук самого Анри Фармана.
Стало быть, и над самолетом он работал со знанием дела, думал Слепцов.
Лебедев показал ему аппарат.
— В сущности, это тот же «Альбатрос», только, так сказать, прирученный. Теперь хищная птица будет слушаться русской руки!
Он оставил авиатора знакомиться с самолетом наедине.
Слепцов долго присматривался к самолету, потом попробовал поднять машину в воздух.
Великий Князь получил первое донесение:
«Лебедь-XII с мотором «Сальмсон» — лучше все существующих аэропланов. Я считаю, необходим немедленный заказ для боевых испытаний».
Самолет развивал скорость до ста двадцати километров в час и набирал высоту в две тысячи метров за двадцать минут.
Слепцову понравилась жесткая установка двигателя и отсутствие вибраций.
Лебедев слушал доклад пилота внимательно. Он видел, что поручику аэроплан в принципе очень понравился. Кстати, сам Лебедев определенно знал: «Лебедь-XII» лучше «Альбатроса». Это не слепая копия, а чуть-чуть усовершенствованная.
До сих пор усовершенствования, вносимые в уже опробованные модели, не приносили Лебедеву ни престижа, ни дохода. (Как он и подозревал с самого начала!) Но «Лебедь-XII» не содержал ничего принципиально нового. Просто другой мотор.
Германские «Альбатросы» летали с рядным двигателем жидкостного охлаждения «Мерседес» — в сто, сто пятьдесят лошадиных сил и «Бенц» — в сто двадцать и сто пятьдесят лошадиных сил. На заводе Лебедева восстановили около десятка таких аэропланов.
Так что возможность изучить конструкцию у него была. А вот мотора «Мерседес» — не было. Пришлось воспользоваться единственным доступным мотором — фирмы «Сальмсон».
В Москве открылся филиал компании, где эти двигатели собирали из импортных деталей. Именно их и получал Лебедев для своих русских «Альбатросов».
— У меня вот какие замечания, — продолжал Слепцов, — следовало бы переделать патрубки для отвода выхлопных газов так, чтобы те не попадали в кабину. Далее, стоит увеличить козырек кабины летчика. И наконец — поставить броню для пилота и наблюдателя.
— Сделаю! — обещал Лебедев.
— Ну и полезная нагрузка самолета, мне кажется, маловата, — заключил Слепцов. — Увеличить бы килограммов на пятьдесят.
— Я еще думаю поставить две пулеметных установки, — неожиданно заявил Лебедев.
11 февраля 1916 года, Одесса
Железнодорожный состав остановился.
На этом поезде в южный город прибыл необычный пассажир — самолет «Лебедь-XII». Продолжать испытания аэроплана было необходимо, но в Петрограде из-за традиционно плохой в этой время года погоды поднять машину в воздух стало невозможно.
Пришлось перебазироваться туда, где ясное небо и светит солнышко.
Полеты продолжатся здесь.
Владимир Александрович нервничал. Ему не нравилась затея с передачей его прирученного «Альбатроса» в чужие руки — на одесский авиационный завод «Анатра». Только острая нужда фронта в летательных аппаратах заставила его согласиться.
15 февраля 1916, Одесса
Ну вот наконец и долгожданный испытательный полет.
Шеф-пилот «Анатры» вывел самолет из ангара и начал рулежку по аэродрому.
И... на глазах у «потрясенной толпы» (как писали газеты) самолет перевернулся.
Лебедев, холодея, прочел телеграмму, сидя у себя в конторе на Васильевском острове в Петрограде:
«Необходимый ремонт аппарата займет две недели. Его можно произвести на месте и затем продолжить полеты».
Ремонт!.. Его собственного самолета!.. Лебедев слишком хорошо знал, как можно много выяснить о конструкции аэроплана, если разобрать его и начать ремонтировать. Сам занимается такими вещами не один год.
Оглянуться не успеешь — а конкуренты уже начнут выпускать «птичку» под каким-нибудь новым названием.
Нет. Исключено.
Владимир Александрович потребовал вернуть самолет в Петроград.
17 мая 1916 года, Петроград
Послание от Великого Князя Александра Михайловича было раздраженным.
Шефа русской авиации интересовал «неожиданный» вопрос: где, в конце концов, русский «Альбатрос»? Когда можно будет иметь его на фронте?
Лебедев ответил сдержанно, с чувством глубокого достоинства. Рассказал, как на «Анатре» угробили образец. Как вместо того, чтобы ремонтировать «вконец разбитый» аэроплан на заводе Лебедева было принято решение строить новый. Лучший по сравнению с образцом.
«Испытания начнутся в июне и, Бог даст, через месяц этот самолет уже встанет в строй».
31 июля 1916 года, Петроград
Поручик Барбас, летчик 13 Корпусного Авиаотряда, поднял в небо «Лебедя-XII». Он отправлялся прямо на фронт на новой машине.
Владимир Александрович с волнением ждал известий. Спустя три с половиной часа из Пскова пришла телеграмма: «Прибыл благополучно. Мотор работает хорошо, аэроплан в целом не вызывает нареканий. Беру курс на Двинск».
Во Пскове Барбас пополнил запас горючего и скоро вылетел опять. Из Двинска пришло новое известие — спустя два с половиной часа: «Прибыл, нареканий почти нет: при полете аппарат тянет книзу, приходится удерживать его ручкой управления».
«Склонность к пикированию», записал у себя Лебедев. Русский «Альбатрос», к сожалению, до сих пор не идеален. Нужно будет доработать конструкцию. И выхлопные газы в кабине пилота... Еще одна «головная боль» — во всех смыслах.
А между тем правительство уже заказало заводу Лебедева поставку 225 самолетов типа «Лебедь-XII». Завод, согласно договору, поставляет аэропланы без двигателей и воздушных винтов по цене в тринадцать с половиной тысяч за аппарат. И комплект запчастей — еще на шесть тысяч восемьсот рублей.
Некоторая экономия тут наблюдалась: основной материал для постройки самолета предполагался отечественный. Приборы и оборудование, правда, оставались зарубежными.
Двигатель — все тот же «Сальмсон» — и воздушные винты поставлялись для «Лебедей» военным ведомством.
4 октября 1916 года, Петроград
— Хорошо бы нам в октябре уже завершить весь комплекс летных испытаний и сдать первую партию серийных «Лебедей» для фронта, — высказал пожелание Владимир Александрович.
Шеф-пилот завода Гончаров кивнул на поручика Корвин-Круковского, военного летчика-наблюдателя:
— Это уж от решения господина летнаба зависит. К самолету у меня претензий нет. Но как поведет себя аппарат, имея пулемет «Кольт» и пятьдесят килограммов бомб?
— Вот и испытаем, — улыбнулся Корвин-Круковский.
«Лебедь-XII» с пулеметом на турельной установке конструкции Шкульника поднялся в воздух.
За восемь с половиной минут русский «Альбатрос» набрал высоту в тысячу метров, за сорок одну — три тысячи четыреста (это был потолок).
После благополучного приземления началось обсуждение.
— Хорошо бы органы управления самолетом установить не только в задней кабине, но и в передней, — высказал пожелание поручик Корвин-Круковский.
— По мне так, опять самолет «висит на ручке», склонен пикировать, — вздыхал Гончаров. — Повозиться с ним приходится.
— Но в целом как — безопасен? — настаивал Лебедев.
Гончаров пожал плечами:
— Мы же благополучно летали!.. При известном навыке — вполне безопасен. В качестве разведчика ближнего тыла — так вообще идеальный самолет. — Он помялся: — Ну и выхлопные газы в кабине... Неужто от этого никак не избавиться?
— Я доработаю конструкцию, — обещал Владимир Александрович.
6 января 1917 года, Петроград
— К 1 марта мы обязаны выполнить государственный заказ, — объявил Владимир Александрович своим работникам. — А то сейчас в действующей армии находятся всего шесть «Лебедей-XII». А должно быть — свыше двухсот!.. К производству подключился завод Слюсаренко, что вызвано исключительно нуждами нашей армии.
Лебедев поперхнулся. Не будь сейчас войны — он бы и на пушечный выстрел не подпустил конкурента к образцу «своего» самолета. Но — война...
«К счастью», Слюсаренко не потянул заказ — построил всего четыре машины.
У Лебедева размах и мощности другие. Он сделает двести аппаратов. Командование русской армии рассчитывает, что «Лебедь-XII» — русский «Альбатрос» — заменит устаревший «Вуазен».
Что такое «Вуазен»? Просто «летающие проволочные заграждения», как говорят летчики. А «Лебедь» — современный аппарат, который к тому же оснащен пулеметом.
Годится он и для разведки, и для фотографирования позиций противника, да и для бомбардирования. Может корректировать артиллерийский огонь.
Все так, да только вот «Вуазен» — при всей его устарелости — прочный, живучий, надежный. А вот «Лебедь-XII» — другое дело.
Поторопились Гончаров с Корвин-Круковским. Скорей, скорее отправить самолет в действующую армию — вот о чем думали в первую очередь.
А уж в ходе боев начали выясняться неприятные вещи. Самолет все так же стремился спикировать к земле. И все так же летели в кабину экипажа выхлопные газы.
Случалось, подсасывание горячих выхлопных газов в щели между нижним крылом и фюзеляжем приводило к пожару.
Горели и двигатели. Как-то раз взорвался карбюратор и начался пожар. Но во всех случаях летчики оставались живы. Аэропланы, правда, спасти не удавалось.
8 июня 1917 года, Северный фронт
— Никуда не годится этот «Лебедь», — заметил прапорщик Тихомиров. — Не лебедь, а ворона какая-то. Так и норовит нас угробить.
— Ты сам угробил самолет, — засмеялся его приятель, подпоручик Сытин. — Спалил машину дотла, а сам отделался легким ожогом на руке.
— Он сам себя спалил дотла, — буркнул Тихомиров. — Что-то долго не возвращается Добровольский.
— Отстал по обыкновению, — ответил Сытин. — Его летнаб увлекся фотографированием.
— Нет, вот он!.. Летит! — Тихомиров вскочил. — Что происходит?
«Лебедь-XII», пилотируемый поручиком Добровольским, появился над лесом. Вторым был летнаб поручик Кундзин. Самолет благополучно возвращался с задания. И вдруг... на высоте трехсот метров у самолета сложилось правое крыло, и он рухнул на землю.
Оба авиатора были мертвы.
16 июня 1917 года, Петроград
Особая комиссия под председательством профессора Ботезата начала работу по фактам множественных аварий самолета «Лебедь-XII».
По очереди выступали другие члены комиссии — фронтовые авиаторы прапорщик Бажилевич-Княжковский и поручик Левченко.
Приводились факты, изучались эпизоды катастроф.
«Самолеты «Лебедь-XII» улучшить невозможно, — звучал неутешительный вывод комиссии. — Отправка их на фронт нежелательна. Возможно использовать эти самолеты только в качестве тренировочных в авиашколах, но необходимо учитывать, что учебный вариант самолета обладает еще худшими данными, нежели серийный».
Протокол комиссии прозвучал для Лебедева похоронным набатом. Он заперся у себя на квартире и не отвечал на звонки.
Заводские летчики Гончаров и Михайлов были возмущены до глубины души.
— Какая ерунда! — горячился Гончаров. — Да я сто раз летал на этом самолете и могу лично подтвердить, что он хорош и безопасен!
— Дело все в том, что в комиссии были малоопытные пилоты, — высказал предположение Михайлов. — Да и председатель наверняка точит зуб на Владимира Александровича. Все это подстроено. Мы налетали на «Лебеде-XII» по двести пятьдесят часов каждый, мы поднимали в воздух сто шестьдесят машин из двухсот. Что же, это плохая машина? Вот же мы, живые и невредимые!
— Надо писать протест! — решил Гончаров.
2 октября 1917 года, Гатчина
«Самолет «Лебедь-XII» устарел и для фронтовой работы непригоден. Скорость его недостаточна. Он обладает рядом неустранимых конструктивных недостатках в топливной и охладительной системах двигателя. Дальнейшая постройка этого типа аэроплана нежелательна».
К такому окончательному выводу пришла созданная для решения спорного вопроса новая комиссия. Она состояла из представителей фронтовых летчиков, инструкторов Гатчинской авиашколы, Управления Военно-Воздушного флота и завода Лебедева.
Владимир Александрович проиграл свой «решительный бой».
А через несколько дней грянула Октябрьская революция.
20 ноября 1917 года, Комендантский аэродром
— Ну что, товарищи, — заговорил комиссар, — теперь, значит, все это летное богатство — наше. И наше советское правительство, дорогие красные летчики, хочет знать: какой самолет, стало быть, лучше. Вот тут у нас — «Лебедь-XII», «Анасаль», «Фарман». Давайте их теперь испытаем и скажем собственные выводы.
...Собственные выводы краслетов отчасти совпадали с мнением фронтовых авиаторов: «Лебедь-XII» имел склонность к пикированию, а пулеметная установка у него точно «малоудобная».
— А вообще конструкция прочная и видно, что разработано тщательно и с душой, — заключил краслет, диктуя протокол. — Разведчик «Лебедь-XII» вполне подойдет для нашей Красной Армии.
© А. Мартьянов. 24.03. 2013.
Обсудить рассказ можно здесь.
