9 марта 1930 года, Лейпциг
Профессор Иоганн Вернер протер свои круглые очки в тонкой золотой оправе и с сочувственным интересом уставился на молодую женщину.
Та положила перед ним пачку листков, исписанных неразборчивым готическим почерком.
— Что это? — осведомился Вернер.
— Я хочу, чтобы это было напечатано! — решительно произнесла молодая дама.
Вернер взглянул на листы, но не притронулся к ним.
— Расскажите мне немного об этих бумагах, — попросил он. — Я бы хотел, так сказать, услышать предисловие прежде, чем начать читать.
— Это письма одного военного летчика, написанные им своей невесте, — ответила гостья. — Сейчас, когда Германии запрещено иметь боевые самолеты, когда мы унижены и не смеем вспоминать о своих героях... — Она не закончила.
— Хорошо, — серьезно произнес профессор. — Думаю, мы можем издать их как... своего рода документальный любовный роман.
— О большем я и не прошу, — кивнула молодая дама. — Единственное — не следует указывать мое настоящее имя. Я бы хотела остаться для всех, кто захочет это прочесть, просто «фройляйн Анной-Мари».
19 марта 1908 года, Базель
Инженер Эрвин Бёме развернул газету, прочитал новости и вдруг побледнел, как смерть.
Сидевший напротив него в кресле Гейнц Лейне — приятель Бёме — встревожился:
— Что с тобой, Эрвин? Представить не могу, какое известие могло привести тебя в подобное состояние!
— Скончался доктор Давид, известный естествоиспытатель, исследователь Африканского континента, — ответил Бёме, протягивая ему газету. — Крушение всех моих планов!
— Я соболезную близким доктора Давида, — отозвался Лейне, — но твоим планам, прости, не сочувствую. Что за блажь — отправляться в Африку и бродить там по джунглям среди диких племен! Как будто тебе мало Швейцарии! Неужели ты разлюбил наши альпинистские восхождения, катание на лыжах, скоростной лыжный спуск по склонам заснеженных гор, прыжки с трамплина?
— О, горы в Швейцарии превосходны, и лыжи я по-прежнему обожаю, — слабо улыбнулся Бёме, — но вот сама страна для меня тесновата. Африка — была бы в самый раз.
— Неугомонный человек, — вздохнул Гейнц. — Ты единственный иностранец, сумевший стать членом швейцарской гильдии альпинистов. Казалось бы!..
— Но в Африку я все равно поеду! — встрепенулся Бёме. — Не так, так эдак. Надо только найти там себе дело по душе.
24 июня 1912 года, Ной-Хорнау, Немецкая Африка
Руководитель компании по разработке кедровых лесов был доволен новым инженером.
Господин Бёме исправно следил за работой оборудования, за состоянием дорог, время от времени писал директору небольшой фабрики в Германии — в Хубертусмюле, где занимались, в том числе, изготовлением карандашей.
— Подвесная дорога? — удивился директор компании, когда инженер Бёме поделился с ним новым планом. — Зачем?
— Затем, что это сильно сократило бы время на транспортировку и улучшило бы здешнюю жизнь, — ответил Эрвин. — Она связала бы трассу, ведущую к Усамбаре, с Ной-Хорнау. То, что мы расположены так высоко на склоне, затрудняет...
— Понятно, понятно, — кивнул директор . — Вы уже составили план, смету?
По опыту он знал, что инженер Бёме всегда приходит с хорошо продуманными планами...
7 июля 1914 года, Хольцминден на Везере
Вот Эрвин и дома, в Германии, в родном городе. Давно он здесь не был!.. Шесть лет в Африке время от времени напоминали о себе небольшими приступами лихорадки. Инженерная работа, а между делом — научные изыскания, несколько походов... Есть, о чем вспомнить.
Душа истосковалась по горам. Инженер Бёме взял отпуск, чтобы съездить в свою любимую Швейцарию и совершить очередное восхождение.
И на Хубертусмюле нужно заехать: директор тамошней карандашной фабрики — партнер компании, в которой работал Бёме, — давний друг по переписке, приятный и образованный человек.
Да, большие планы были у инженера Бёме на лето четырнадцатого года!..
30 октября 1914 года, Линденталь
«Дорогой Гейнц! — писал Эрвин Бёме своему другу, швейцарскому альпинисту. — Тебя, наверное, здорово удивило, что я, впервые в жизни увидевший самолет только после моего возвращения из Немецкой Африки, внезапно заделался летчиком!
Но как раз ты-то и сможешь это понять: в определенном смысле полеты мне куда ближе, нежели прозябание внизу, в кучах щебня и праха.
Лыжи и аэропланы представляются мне наиболее достойными человека способами скоростного передвижения. С благодарностью вспоминаю я теперь наши упражнения в прыжках на Монастырском склоне под надежным покровительством Лыжного Святого (разумею статую святого Майнрада на горе за монастырем).
Взлет и приземление на самолете — это почти то же самое, что и прыжки на лыжах, только нужно еще внимательнее следить за тем, как приземляешься. Ну а важнейшее из того, что потребно в самом полете, я уже давно подсмотрел у марабу в лесах Восточной Африки».
12 января 1915 года, Линденталь
— Я поступил в авиацию вовсе не для того, чтобы сидеть на тыловом аэродроме и обучать новичков! — возмущался летчик Бёме.
Командование не обсуждало с ним эти вопросы. Каждый приносит пользу там, куда его поставили, и точка.
Но Эрвин был вне себя от негодования. В свои тридцать пять он добился зачисления в авиацию. Одним из первых и одним из лучших сдал все экзамены.
И вот теперь — как раз из-за «прекрасных навыков пилотирования» — он оставлен при аэродроме — преподавателем!..
5 марта 1916 года, Восточный фронт
Наконец-то Эрвин Бёме там, куда он так стремился всей душой, — на фронте.
Уже несколько месяцев он сражается с русскими. Командир — Вильгельм Бёльке, старший брат Освальда, — доволен «стариком»: Эрвин Бёме старше любого из здешних пилотов.
— У нас гости! — такими словами приветствовал Вильгельм приземлившегося Бёме. — Прилетел мой брат — грабить меня.
Знаменитый Освальд Бёльке — «отец германских истребителей» — действительно прибыл в эскадрилью брата, чтобы отобрать у него несколько летчиков «для себя».
— Знакомься, Освальд, один из лучших — Бёме, — представил Эрвина командир.
Освальд Бёльке сжал руку Эрвина Бёме.
— Как уже сказал мой брат, я намерен его «ограбить», — улыбнулся Освальд.
— Я не прочь быть украденным, — улыбнулся в ответ и Бёме.
— Кто я такой, чтобы возражать! — развел руками Вильгельм. — Я напишу рапорт и попрошу, чтобы Эрвина Бёме перевели в твою эскадрилью.
20 мая 1916 года, Хубертусмюле
Почтенный директор фабрики и его супруга праздновали серебряную свадьбу.
Гостей собралось много. Приехали все дети «серебряной четы», даже старшая — Анна-Мари, которая сейчас проходила медицинскую практику в Вене.
Анна-Мари готовилась стать одной из добровольных помощниц армии. Вместе с подругами она изучала медицину на специальных женских курсах.
— Что это? — в ужасе вопросила мать, когда за окнами раздался непонятный шум и грохот.
Все гости выскочили из дома.
Странное зрелище представилось им: огромный военный самолет кружил над домом.
Это был двухмоторный бомбардировщик «Гота-Урсинус», прилетевший из Берлина. На борту «Урсинуса» находились трое летчиков: братья Эрвин и Мартин Бёме и Людвиг Вебер, который пилотировал самолет.
...Эрвин получил звание лейтенанта и отпуск после тяжелых боев под Верденом. В Берлине родилась прекрасная идея — навестить старых друзей в Хубертусмюле, поздравить их с юбилеем.
Мартин охотно поддержал старшего брата, что до Вебера — то он всегда был готов на любое приключение.
— Слишком маленькая лужайка! — кричал Вебер. — Промахнусь!
— Заложи еще вираж, — спокойно, как будто он все еще оставался инструктором, приказал Эрвин.
Вебер наконец решился и посадил самолет. Лужайка оказалась заболоченной, «Урсинус» накренился и рухнул на крыло.
Раздался треск. Из дома уже спешили к «месту крушения» люди. Подбежала и молодая девушка с темными, пытливыми глазами.
— Вы не пострадали? — Она помогла летчикам выбраться из-под обломков самолета.
В ее вопросе прозвучала тревога и вместе с тем профессиональное желание помочь.
Ответом был дружный хохот: никто не пострадал, да и самолет претерпел лишь незначительные поломки, хотя со стороны он выглядел устрашающе со своим задранным к небу крылом.
— Я вас раньше не видел, — Эрвин посмотрел на девушку удивленно.
— Я старшая дочь, Анна-Мари, сейчас заканчиваю учебу в Вене, а раньше училась в Нюрнберге, — ответила она, почему-то покраснев.
...Вечер прошел прекрасно. Утром нужно было возвращаться в Берлин. Пришлось ехать поездом.
— Я останусь, — сказал Вебер. — Рабочие с фабрики помогут мне починить «Урсинус». А вы поезжайте.
Мартин подтолкнул старшего брата локтем:
— Поговори с ней.
Эрвин набрался смелости и спросил у Анны-Мари:
— Вы не возражаете, если я буду вам писать?
Она вспыхнула и ответила тихо:
— Я буду очень рада. Я тоже хочу писать к вам.
3 августа 1916 года, Ковель
Эрвин Бёме еще раз взглянул на фотографии. Это были снимки с серебряной свадьбы в Хубертусмюле. Запечатлены гости, виновники торжества, «вынужденная посадка» «Урсинуса» с задранным крылом...
На одной из карточек Эрвин наконец разглядел крошечную фигурку Анны-Мари. Какая милая, умная девушка! И ни следа этого новомодного стремления женщин одеваться и вести себя по-мужски.
Недавно она спросила его, как это летчик, имея всего две руки, ухитряется сразу вести самолет и стрелять из пулемета? Какой содержательный вопрос — видно, что она по-настоящему интересуется авиацией...
Он писал ей обо всем: о погоде, о самолетах, о своих товарищах, рассказывал маленькие забавные эпизоды...
«Судя по многочисленным отзывам пленных, мы — отнюдь не те птички, которых наблюдают здесь с удовольствием, — быстро бежало перо по бумаге. — Моя птица получила прозвище «Бич Волыни». На ней в качестве покровительственного духа нарисовали устрашающего дракона — наша современная молодежь, кажется, вновь обрела веру в талисманы и изображает на аэропланах слонов, аистов и т.п. Ну, на русских крестьян мой дракон производит, во всяком случае, пугающее впечатление.
Мой новый наблюдатель по имени Ладемахер, с которым я летаю с 10 июля, — расторопный и славный парень. У него есть обыкновение во время воздушного боя громко ругаться. Хорошо только, что пропеллер трещит еще громче, не то русские уже давно отправили бы кучу жалоб с просьбой наложить на нас взыскание за сквернословие!
Вчера рано утром я сбил над нынешней главной квартирой Брусилова один сильно докучавший нам биплан «Ньюпор». 11 и 13 июля я отправил на землю по большому русскому самолету. Последние два дались мне довольно легко — русские весьма неловки в воздушном бою. Вчерашний же оказался увертливее — вероятно, француз...»
Он нахмурился. «Муромцы» — большие русские самолеты — часто прилетали бомбить. Бёме был практически уверен, что сбил по крайней мере один... может быть, и оба. Но подтверждений этому не было. Стоило вернуться на машине и поискать обломки на земле...
Он поежился, набросил на плечи куртку. Давление падает. Африка снова дает о себе знать приступами лихорадки.
Ветер становился сильнее. Сорвало несколько палаток. Бёме усмехнулся: живой талисман эскадрильи, аист по имени Адолар, прятался от ветра за автомобилем... Забавная птица, любимец всех здешних летчиков.
Он снова вернулся к письму:
«Вы интересовались, где сейчас Бёльке. Он в «служебной командировке» на Балканах. Смерть Иммельмана произвела в верхах такое сильное впечатление, что они, желая, по меньшей мере, сохранить Бёльке, на долгое время запретили ему полеты.
Из-за этого ему пришлось скрыть своего девятнадцатого, которого он — несмотря на запрет — отправил на землю, поскольку тот пролетал прямо над аэродромом.
В конце концов, начальство решило предоставить ему отпуск в виде командировок в Турцию и на Балканский фронт. Он должен составить представление о состоянии тамошних летательных аппаратов.
Когда в день своего отбытия Бёльке был приглашен к завтраку у кайзера, тот сказал: «Имейте в виду, теперь мы вас держим на привязи!» — Это все я знаю от старшего брата Бёльке, который прежде был моим командиром…»
15 августа 1916 года, Нюрнберг
— Письмо, Анна-Мари! От твоего героя!
Девушки обступили подругу. Они уже решили, что будут присылать лейтенанту Бёме поздравительные открытки и небольшие подарки — все вместе. Минни, Элизабет, Лотта, Гертруда, Анни, Теа — все они «обожали» «милого Эрвина».
Анна-Мари прочитывала его письма и передавала подругам. Все вместе они запоминали странные названия, вроде «Wolhyniens» — «Волынь», посмеивались над аистом и «драконом», радовались победам германского оружия.
— Он пишет о своем Бёльке гораздо больше, чем о себе, — заметила Гертруда.
— Потому что Освальд Бёльке — герой! — ответила Анна-Мари. — А Эрвин — очень скромный человек.
— Эрвин тоже герой! — закричали и засмеялись Теа и Анни. — Мы приготовили для него конфеты и открытку. Давайте все подпишемся.
Они написали короткое приветствие и расписались.
Вечером Теа поделилась с Гертрудой одним странным соображением:
— Мне кажется, Анна-Мари в него влюблена.
— В Эрвина? — Гертруда даже засмеялась. — Она поклоняется ему как герою, но влюблена? Сама подумай, Теа, он ведь старик — ему уже тридцать семь лет!
© А. Мартьянов. 29.03. 2013.
Обсудить рассказ можно здесь.