16 июня 1944 года, Москва
Маршал авиации Новиков подписал последнюю бумагу, поднял глаза. Полковник Чупиков сидел напротив, молчал.
Чай в стакане с подстаканником остывал. Полковник едва отпил половину. Он ждал. Ждал самого важного.
Новиков подал ему подписанные приказы:
— Новый авиационный полк формируется по моему личному приказу. Вы, Павел Федорович, назначаетесь его командиром. Отбирайте к себе самых лучших летчиков-истребителей, самых опытных. И самолет вам тоже дадим самый новый, лучший на данный момент.
— Я так понимаю, и враг у нас будет самый отборный, — заметил Чупиков.
— Отборнее некуда, — вздохнул Новиков. — Немцы в Восточной Пруссии и Прибалтике дерутся, как черти. Боятся возмездия, и правильно боятся! — Он хлопнул ладонью по столу. — Конкретные задания получите позже, но уже сейчас могу определить общую задачу: будете поддерживать наступление 3 Белорусского и 2 Прибалтийского фронтов.
Чупиков взглянул на приказы.
— «Лавочкин»? — переспросил он. В его голосе прозвучала нотка сомнения.
С истребителями Лавочкина летчики нередко вступали в конфликты. Этот самолет ненавидели, как живое существо, как ненадежного товарища, который в трудную минуту подвел.
Но были и те, кто любил его — как лучшего друга — и предпочитали любой другой машине.
— Принято решение перевооружать на Ла-7 в первую очередь те авиационные части, которые раньше летали на Ла-5, — сказал Новиков. — Думаю, это логично. А вообще — вот получите самолет и «познакомитесь». И в бою проверите. Поймите, товарищ Чупиков: месяц за месяцем велась напряженная работа по совершенствованию этого самолета. Тратились огромные средства. На своем участке конструкторы трудились не покладая рук ради нашей победы.
Маршал устало кивнул, завершая свою речь:
— Все, ступайте.
Новиков откозырял и вышел.
22 сентября 1944 года, район Барановичей
— Кожедуб, Шарапов — вылетаете на прикрытие речной переправы между Рамейки и Даксти. — Командир полка подождал, пока офицеры раскроют планшеты. — «Фокке-вульфы» обязательно постараются разбомбить ее.
Новые истребители Лавочкина уже сталкивались в бою с Fw.190. Как и говорил маршал Новиков, самолеты проверили в бою: в конце июня сбили двух немцев над Барановичами.
…Истребители поднялись в небо.
До переправы оставалось километров пятнадцать, когда майор Кожедуб заметил неприятеля.
На высоте в три тысячи метров шли четыре Fw.190. Так, стоп, вот еще — два раза по четыре.
К переправе летят.
В тот же миг Кожедуб атаковал крайнюю левую пару Fw.190 и открыл огонь с дистанции в сто пятьдесят метров.
— Получай!..
Fw.190 сбросил бомбы, не долетев до переправы.
Следующая очередь прошила фюзеляж машины, и немец перешел в беспорядочное падение. На земле расцвел взрыв.
— Уходят, черти, не понравилось им, — пробормотал Кожедуб, наблюдая отступление оставшихся Fw.190.
Вечером по просьбе комиссара он докладывал об опыте первых полетов на новом самолете.
— По вооруженности соответствует Ла-5, а так — и быстрее, и лучше. Что вопросы вызывает, так это мотор. Если такой же, как на Ла-5, то неприятности начнутся, к бабке не ходи. Теперь насчет Fw.190. Сейчас они нас пока боятся. Чуть что — сбрасывают бомбовую нагрузку и удирают. Но вообще немец умен и хитер и быстро учится. Неприятель сумеет найти у нас слабые места.
9 февраля 1945 года, район Сукачева
Штурман «маршальского» полка Александр Куманичкин в паре со своим ведомым Крамаренко поднялся в небо.
Не только немецкие асы, любители острых ощущений, вылетали на «свободную охоту»!
— Вижу скопление автотранспорта, — сообщил Сергей Крамаренко.
— Зенитки видишь?
— Никак нет, зенитное прикрытие отсутствует.
— Может, затаились?
— А вот и проверим…
И два Ла-7 пролетели над наземной техникой врага.
Ответного огня не было.
— Давай второй раз, проштурмуем их как следует, — предложил Куманичкин.
Они вернулись и снова открыли огонь.
В этот момент — откуда только взялись? — выскочили два Fw.190 и рванулись навстречу «Лавочкиным». Куманичкин так увлекся атакой, что не заметил опасности в воздухе.
И только когда Fw.190 попал в его самолет, штурман понял: дело плохо.
Снаряд пробил крыло. Ла-7 почти перестал отвечать на отклонения ручки.
— Командир, еще пара сзади, — раздался в шлемофоне голос ведомого.
— Уходим наверх, за облака, — приказал Куманичкин.
Он посмотрел на показания приборов. Топливо на исходе, самолет еле ковыляет.
— Сколько до аэродрома?
— Километров сто, — был неутешительный ответ Крамаренко.
Оба Ла-7 скрылись за облаками. Fw.190 решили не испытывать судьбу: отогнали красных соколов от своей наземной техники — и хватит. Тем более, что один самолет русских точно подбит и вряд ли дотянет до своего аэродрома.
Скорость поврежденного «Лавочкина» упала до трехсот километров. Куманичкин с трудом удерживал истребитель в воздухе. Машина тянула из последних сил.
— Командир, я прикрою, — услышал он голос Крамаренко.
Но Куманичкин понимал: если теперь появятся хотя бы два Fw.190, уйти уже не удастся.
До аэродрома оставалось десять километров… Семь…
Оба Ла-7 пошли на посадку.
— Как ты вообще долетел?
Кожедуб не скрывал удивления. Сбежались механики. Кругом качали головами, цокали языками и даже смеялись.
— Очень смешно, — проворчал Куманичкин, едва живой от усталости. Он снял шлем, вытер лицо, бледное, покрытое потом. — Машина в воздухе чуть не развалилась.
— «Чуть» — не считается, — сказал Крамаренко. — Ну и задали мы им жару!
…Самолеты Лавочкина отличались в первую очередь прочностью. Конструктор был особенно внимателен к тому, чтобы надежность машины не снижалась — пусть даже за счет аэродинамических качеств.
В отличие от Яков — «игрушечек» — «Лавочкин» производил впечатление тяжеловесной машины. Но крепким он точно был, не отнимешь.
И сейчас Куманичкин рассматривал свой подбитый Ла-7 с возрастающим изумлением: треть одной из лопастей воздушного винта была отстрелена, в другой лопасти зияла пробоина… Как долететь-то ухитрился?
— Починим в лучшем виде, — заверили механики.
Наутро самолет действительно был полностью отремонтирован и готов к полетам.
12 февраля 1945 года, воздушное пространство над Восточной Пруссией
Три пары истребителей на Ла-7 вылетели с минимальным интервалом.
Сейчас советские войска перешли в решительное наступление и столкнулись с яростным сопротивлением противника.
Самолеты шли к линии фронта.
— Командир, вижу Fw.190, — доложил ведомый Кожедуба — Виктор Громаковский.
Из облаков вываливались немецкие самолеты. Их было много — два… нет, почти три десятка.
«Фокке-вульфы» готовились атаковать советские войска.
Иван Кожедуб опустил свой Ла-7 почти до самой земли. В отличие от Яков, которые на пикировании подчас набирали слишком большую скорость — настолько большую, что, случалось, теряли крыло, — самолеты «Лавочкина» можно было не сдерживать.
Более тяжелый и менее маневренный, Ла-7 был своего рода «крепостью».
Так, все. Пора.
Советский истребитель вышел в атаку на ведущего вражеской группы снизу сзади.
Fw.190 был совсем близко — в ста метрах. Кожедуб выпустил очередь в брюхо вражеского самолета и, не интересуясь его дальнейшей судьбой, вышел из атаки вверх.
«Лавочкин» перевернулся и спикировал на следующий «Фокке-вульф».
Громаковский держался слева и сзади, не позволяя противнику зайти в хвост Ла-7 командира.
Тем временем второй Fw.190 упал на землю.
Остальные отвлеклись от непосредственной задачи — атаки советских наземных войск — и начали перестраивать боевой порядок.
Перед ними было шесть советских истребителей.
Штурман полка Александр Куманичкин сбил ведущего девятки «Фокке-вульфов».
В этот момент ведущий третьей пары «Лавочкиных» — Орлов — прошил очередью еще одного «немца». Его ведущий Стеценко отвлекся, вступив в схватку с противником, и внезапно два Fw.190 атаковали Орлова сзади.
Ла-7 загорелся и упал на землю.
Догоняя его, разрушаясь прямо в воздухе, рухнул «Фокке-вульф».
Остальные отступили.
14 февраля 1945 года, Восточная Пруссия
— Ничего не понимаю, — Куманичкин развел руками. — Вылетели мы с командиром полка на охоту. Видим — немец. Один летит. Ну прямо напрашивается. И только мы заходим для атаки, как он отрывается от нас и уходит на какой-то невероятной скорости. Только хвостом мелькнул — и все, привет.
— Пленку из фотокинопулемета проявим — разберемся, что за зверь такой нам повстречался, — сказал Чупиков.
Фотокинопулеметы были установлены на все истребители «маршальского» полка еще в октябре сорок четвертого. Полезная штука оказалась.
И лишний раз подтвердилось это в феврале сорок пятого.
— Вот он, наш «зверюга», — Чупиков показал фотоснимки. — Новейший реактивный истребитель немцев Ме-262. Придется нам теперь думать, как с ним сражаться. Догнать его мы пока не можем.
19 февраля 1945 года, воздушное пространство в районе реки Одер
Кожедуб и Титаренко шли над Одером.
Вот она, река, «исторически» отделявшая Германию от Польши! Исторический момент.
Однако насладиться «моментом» не получалось: со стороны Франкфурта вдоль русла реки летел немецкий самолет.
— Не тот ли это, о котором командир говорил? — Дмитрий Титаренко удивленно следил за «немцем».
Ме-262 несся на высоте три с половиной тысячи метров над Одером с невероятной скоростью. Ла-7 определенно не в состоянии были догнать его.
Кожедуб быстро прикинул в уме ситуацию: немецкий пилот наверняка рассчитывает в первую очередь на быстроту своей машины. А воздушное пространство в задней полусфере и внизу не контролирует. Вроде как — «а зачем?»
Поплатишься за свою самонадеянность!
Кожедуб атаковал снизу на встречно-пересекающемся курсе. Сейчас советский летчик всадит новейшему германскому истребителю очередь в брюхо.
Майор Титаренко открыл огонь первым.
«Нервы не выдержали?» — крикнул ему Кожедуб.
Ничто не могло разозлить его больше, чем испорченная атака.
Но что немцу смерть, то русскому лекарство: уходя от неожиданного огня, Ме-262 развернулся навстречу Кожедубу и изобразил из себя отличную мишень.
Советскому асу осталось только нажать на гашетку, и роскошный реактивный самолет превратился в огненный шар.
17 апреля 1945 года, воздушное пространство над Берлином
— Русские ушли в облака, — послышалось в шлемофоне. — Продолжайте курс.
Группа «Фокке-вульфов» с подвешенными бомбами шли к линии фронта. «Лавочкиных» было всего двое — логично, что они уклонились от боя.
…А вот то, что они внезапно атаковали многочисленных Fw.190, выйдя из облаков, — это оказалось неприятной неожиданностью. Сзади сверху Кожедуб сбил ведущего замыкающей четверки, а затем бросился в самую гущу самолетов противника.
«Лавочкин» вел огонь из пушек короткими очередями. Fw.190 начали освобождаться от пушек, которые мешали им вести бой.
— Их всего двое, повторяю, их всего двое…
«Слишком прочный» «Лавочкин» в воздухе как будто избавлялся от всех своих недостатков. Особенно в руках таких пилотов, как Кожедуб и Титаренко.
— Командир, сзади!
Титаренко сбил Fw.190, который сумел зайти в хвост Ла-7 Кожедуба. Немец взорвался в воздухе.
Неожиданно стало легче: группа Ла-7 пришла на помощь своим товарищам.
— Топливо кончается, возвращаемся на аэродром.
На обратном пути Кожедуб отстал и ввязался еще в один воздушный бой: американский Б-17 атаковали «мессеры».
Удачно отбив эту атаку, пилот посадил Ла-7 на аэродроме.
Вечером его вызвал командир полка.
— Ты кого сбил? — спросил он, кивая на пленку из фотокинопулемета, лежавшую рядом на столе.
— Fw.190 сбил и один «мессер» если не сбил, то подранил.
— Расскажи, как «американца» спасал.
— Да отогнал от него немецких истребителей, вот так и спасал.
— А потом?
— Потом еще два на меня накинулись, я один взорвал прямо в воздухе, второй подбил — летчик выпрыгнул с парашютом.
— А белых звезд на крыльях ты там часом не заметил?
— Каких еще белых звезд?
— Последние два самолета, Иван, — это были «Мустанги», истребители прикрытия «Летающей крепости», которую ты так отчаянно защищал.
— Я что, союзников сбил?
— Сразу двоих.
— Так какого черта они меня обстреляли! — разозлился Кожедуб. — Я что, с каждым, кто в меня стреляет, раскланиваться должен?
— Не разобрались они.
— Так я тоже не разобрался.
Повисло молчание. Наконец Чупиков отдал Кожедубу пленку и сказал:
— Ладно, забери. И помалкивай про этот случай. Война заканчивается, незачем портить отношения.
© А. Мартьянов. 21.09. 2013.
Обсудить рассказ можно здесь.