-
![LANG-CODE-KEY]()
LANG_NAME_KEY
-
Войти или создать аккаунт
21 июня 1941 года, 18 часов, Тирасполь, здание педагогического института (расположение штаба)
Начальник штаба Одесского военного округа генерал-майор Захаров прошелся по кабинету.
Войска приведены в полную боевую готовность под тем предлогом, что «проводятся учения».
Начальнику штаба — немного за сорок, с семнадцатого года — большевик, связавший свою судьбу с Красной Армией. Умеет читать между строк, умеет и нажать на подчиненных, а главное — знает цену времени. Иногда один час решает больше, чем несколько суток.
— Где генерал Мичугин? — в который раз уже обратился Захаров к связисту.
— Будет с минуты на минуту, товарищ генерал-майор.
В этот момент вошел подтянутый командир в длинной, как в эпоху Гражданской, шинели. Бритый наголо, с настороженным взглядом.
— Здравствуйте, Матвей Васильевич, — поздоровался он с начальником штаба.
— Ну вот, наконец-то! — Захаров быстро, крепко пожал ему руку. — Федор Григорьевич, я настаиваю на немедленном исполнении приказа. Все самолеты должны быть убраны с основных аэродромов и скрытно, под покровом темноты, доставлены на полевые. Там их следует рассредоточить и замаскировать.
Федор Григорьевич Мичугин, командующий ВВС округа, помолчал, прежде чем ответить:
— Конечно, приказ будет исполнен, только вот о чем я хотел вас спросить: почему бы не подождать до утра? К чему такая спешка?
Захаров кашлянул:
— Вам понятна разница между «немедленно» и «подождать до утра»?
Мичугин вспыхнул:
— Я только хотел напомнить о том, что ночные перелеты обычно связаны с авариями самолетов. Летчики у нас, конечно, опытные. И все-таки они — не ангелы. При посадке на полевые аэродромы в темноте повреждения техники неизбежны. — Он помялся, но в конце концов высказался просто, с партийной прямотой: — А кто будет отвечать? Нам с вами обоим очень хорошо известно, что случается с командирами, у которых ломается слишком много самолетов.
— Федор Григорьевич, время не ждет, — повторил Захаров.
— Боитесь нападения немцев?
— Уверен, нападение произойдет.
— А если мы с вами прямо сейчас перебазируем самолеты, побьем десяток-другой — а немцы не нападут? — шепотом спросил Мичугин.
Воцарилось молчание.
Потом Захаров таким же шепотом ответил:
— Вы отдаете себе отчет в своих словах, Федор Григорьевич?
Мичугин с трудом перевел дыхание:
— Вполне.
— Если немцы не нападут, — сказал Захаров ровным тоном, — ответственность возьму на себя.
— В таком случае, мне нужен ваш приказ в письменном виде.
Захаров сел за стол, придвинул к себе лист бумаги и, быстро царапая пером, написал приказ. Поставил подпись. Швырнул Мичугину:
— Немедленно перебазировать самолеты! Приказ исходит из Москвы. Дата возможного нападения — завтра или послезавтра. Но я считаю, ждать нельзя. Их разведчики нагло нарушают границу и уж точно выведали расположение всех наших основных аэродромов.
— Хороши мы будем, если все начнется послезавтра, — пробормотал Мичугин. — Соседи небось ждут до светлого времени суток. Подумаешь — час-другой!..
— Вы кадровый командир Красной Армии — и говорите такие… глупости, — не выдержал Захаров.
— Рассуждаю как все.
— «Все» пусть рассуждают как хотят, а мы будем действовать немедленно. Все, Федор Григорьевич, идите.
Мичугин медленно сложил приказ пополам, еще раз пополам, убрал в нагрудный карман и вышел.
22 июня 1941 года, 3 часа 45 минут, Тирасполь
Захаров сидел за столом, при свете бессонной зеленой лампы перечитывал лежавшие перед ним бумаги.
Подписано Тимошенко и Жуковым: «В течение ночи на двадцать второе скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе. Все части привести в боевую готовность, войска держать рассредоточено и замаскировано. Перед рассветом двадцать второго рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию».
Захаров настоял на буквальном, точном и немедленном выполнении этого приказа.
И все-таки тревога не отпускала его. Не слишком ли большую ответственность взял на себя? Как откровенно сказал ему Мичугин — не пришлось бы отвечать!
Захаров тряхнул головой. Нужно будет — ответит. Этого он не боялся. Опасался другого — не поддались бы на возможную провокацию войска, выходящие в районы прикрытия.
В дверь кто-то постучал и, не дожидаясь ответа, — даже не вошел, а вбежал.
Это был дежурный по телеграфу.
— Товарищ начальник штаба! Из Одессы сообщает ваш заместитель, полковник Кашкин: «В три часа пятнадцать минут неизвестная авиация бомбила Очаков и Севастополь»!
Захаров поднялся, отер лоб платком.
Сомнений больше не оставалось. «Неизвестная авиация»!.. Да известно, известно — какая авиация!
22 июня 1941 года, 4 часа 05 минут, Тирасполь
— Товарищ начальник штаба, к аппарату!
— Захаров слушает.
— У аппарата Егоров. — Командир Четырнадцатого корпуса говорил хрипло, связь то и дел прерывалась. — Бомбят Белгород. Противник пытается форсировать реку Прут.
Еще через несколько минут пришло известие о том, что бомбят Кишинев, Бельцы…
22 июня 1941 года, 5 часов, Тирасполь
Раздался оглушительный взрыв. В здании педагогического института, где размещался штаб округа, вылетели стекла.
Захаров хмуро смотрел на острый осколок, влетевший в стену и разбившийся в нескольких сантиметров от его головы. Штаб придется эвакуировать.
Аппарат надрывался.
— Где бомбят? — крикнул в трубку Захаров.
— Тираспольский аэродром, — был ответ дежурного — Взорвался склад боеприпасов.
В кабинет ворвался Мичугин. Он был бледен, но собран и деловит: принадлежал к числу людей, которых опасность мобилизует.
— Основная часть подчиненной мне авиации выведена из-под ударов авиации противника, — доложил он как ни в чем не бывало. — Удары наносились по стационарным аэродромам округа с трех часов тридцати минут до четырех часов тридцати минут.
— Потери?
— На кишиневском аэродроме — семь СБ, три Р-Z и два У-2.
— Причина?
— Командир авиационной бригады Осипенко не успел выполнить приказ. Остальные не пострадали.
— Пара часов, Федор Григорьевич! — не удержался Захаров. — Хороши бы мы были, если бы ждали до рассвета! Немцы-то отбомбились, по большей части, по пустым аэродромам…
22 июня 1941 года, 5 часов 15 минут, район Грассулова
— Идут.
Три десятка Ju.88 в сопровождении девяти Bf.109 показались в небе.
Обнаружить полевые аэродромы противнику пока не удалось. Бомбили все подряд.
В районе Грассулова стояли СБ и Пе-2, замаскированные и хорошо спрятанные. Со своего аэродрома летчики видели, как «Юнкерсы» сбрасывают бомбы приблизительно в полукилометре от места базирования.
— Истребителей бы сюда, — заметил пилот СБ Андрей Левитин. — А то больно уж они хозяйничают.
— Опасаются, раз бомбить под прикрытием «мессеров» вылетели, — отозвался штурман эскадрильи, лейтенант Гладков.
И тут, словно по волшебству, в небе появился истребитель с красными звездами — МиГ-3.
Один он набросился на хищников. Имея преимущество в высоте, истребитель ударил «Юнкерс» сзади сверху. Бомбардировщик рухнул на землю.
Бомбардировщики мгновенно сломали строй, рассыпались и двинулись прочь. «Мессеры» же развернулись и вдевятером набросились на одинокий краснозвездный самолет.
МиГ-3 уходил из-под ударов с невероятной ловкостью.
— Какой прекрасный летчик! — восхищался Левитин.
Очереди пропарывали небо, не задевая советский самолет. Вот МиГ ускользнул от очередной атаки и поджег один из «мессеров». Остальные окружили его и открыли огонь.
Несколько попаданий буквально изрешетили самолет, который, однако, продолжал держаться в воздухе.
— Уходи, уходи от них, — бормотал Левитин, неотрывно наблюдая за боем.
Словно услышав его, МиГ перешел в крутое пикирование. У самой земли самолет выровнялся — и вышел из боя. «Мессеры» пытались догнать его — но было поздно, МиГ оторвался от них и ушел.
«Юнкерс» и «Мессершмитт» остались догорать на земле.
Вдали слышны были выстрелы: это вступили в дело зенитки.
…Капитан Афанасий Карманов приземлился на аэродроме Бельцы.
— Попортили мне машину, — горестно проговорил он.
22 июня 1941 года, 6 часов, аэродром Болгарика
В Шестьдесят седьмом истребительном авиационном полку шел митинг.
Командир полка, майор Рудаков, коротко сообщил о нападении немцев на Советскую землю.
Летчики давали клятву беспощадно бить врага, когда пришло донесение о том, что приближаются девять вражеских бомбардировщиков.
— По машинам!
Полк находился в состоянии полной боевой готовности. Старший лейтенант Мокляк с четверкой истребителей вылетел наперехват.
Через полчаса они вернулись невредимые. Мокляк доложил:
— Сбили один, остальные удрали.
— Они нас в покое не оставят, — предупредил командир. — Поняли, что Болгарика — орешек крепкий, и пришлют сюда армаду.
Майор Рудаков как в воду глядел — через час на аэродром немцы произвели массированный налет.
Рудаков поднял в воздух все свои самолеты — тридцать И-16.
Девятка «Хейнкелей» под прикрытием шестерки «Мессершмиттов» — это была лишь первая волна ударной силы врага.
За первой волной шла вторая, третья…
Юркие «ишачки», разделившись на две группы, атаковали одновременно и бомбардировщиков, и истребителей.
«Хейнкели» расстроили боевой порядок. Отсеченные от прикрытия, они сбросили бомбы на дальних подступах к аэродрому и повернули назад.
Советские истребители настигали их, заходили сзади, вертелись поблизости.
Один за другим бомбовозы падали на землю — всего пять.
Старший лейтенант Мокляк, возглавлявший вторую группу, вступил в бой с «мессерами».
Подбив один, он увидел, что второй прорывается к аэродрому.
Там — горючее, технический состав…
Мокляк зашел сзади и открыл огонь, но «мессер» сумел увернуться и поднялся выше. «Ишачок» не отставал — буквально «приклеился» к врагу. И в какой-то миг пошел в лобовую атаку.
Два самолета взорвались в воздухе…
22 июня 1941 года, 20 часов, Красная Горка
Штаб округа перебрался на берег Днестра, на один из участков Тираспольского укрепленного района.
Первый день войны близился к концу.
Мичугин докладывал:
— Потери нашей авиации на земле невелики. Вообще немцы бьются хуже наших, хотя сил у них больше. Особенно отличился Шестьдесят седьмой истребительный полк — отбили три атаки, сбили четырнадцать самолетов. Шесть немецких летчиков выбросились с парашютом и были взяты в плен.
— Об этом необходимо сообщить всем подразделениям округа, как можно шире, — сказал Захаров. — Пусть комиссары займутся. Положительный пример сейчас необходим, как воздух. Что Кишиневский железнодорожный узел?
— Врагу не удалось разбомбить его. Наша авиация опять на высоте. — Мичугин помолчал, помялся и неожиданно проговорил: — А ведь вы мне, думаю, жизнь спасли, Матвей Васильевич. Если бы из-за меня мы замешкались и самолеты погибли бы на аэродромах — как бы я жил после этого?
Захаров молча смотрел на него, ожидая продолжения.
— После такого командир не имеет права жить, — закончил Мичугин.
…Они еще не знали, что другие командующие ВВС прифронтовых округов будут арестованы, расстреляны за потерю авиации, а один из них покончит с собой.
© А. Мартьянов. 18.10. 2013.
Обсудить рассказ можно здесь.
