6 ноября 1942 года, Москва, Кремль
«Всесоюзный староста», Михаил Иванович Калинин, казался каким-то невероятным воплощением всего того, что вкладывают люди в понятие «мирная жизнь»: хрупкий беленький старичок в штатском костюме с добрыми, внимательными глазами.
Встречаясь с бойцами и командирами, он неизменно расспрашивал их о солдатском житье-бытье: хороша ли каша, не завелись ли, случаем, вши. На Гражданской, это, товарищи, было большой неприятностью!
Даже эти расспросы придавали ему трогательный оттенок устарелости.
Сейчас перед Михаилом Ивановичем стоял двадцатичетырехлетний летчик, потомок луганских шахтеров. Крепкий, светловолосый, со следами сильных ожогов — после ранения, недавно из госпиталя.
«Да, да, — думал, покачивая головой Калинин, — они теперь стали ужасно молодыми, эти герои. Ужасно молодыми».
Когда позволяли обстоятельства, Михаил Иванович вручал этим молодым героям высокие правительственные награды, попутно согревая их ласковым стариковским напутствием.
Но с этим летчиком дело обстояло иначе, чем с прочими.
…«Васька» Сталин, сын Ого-го Кого, лично прислал за этим раненым пилотом самолет — прямо из фронтового госпиталя его забрали в Кремлевскую больницу.
Потом Василий явился к Калинину — свалился как снег на голову.
— Михал-Ваныч, — обратился к «всесоюзному старосте» полковник Сталин, — тут такое дело… Сейчас от сильных ожогов лечится — и скоро обязательно вылечится! — мой летчик, майор Клещев. Если бы вы знали, что это за человек!
— Так расскажите мне, Василий Иосифович, — предложил Калинин. У стариков много времени, он был готов выслушать самый длинный рассказ. — Я всякого красного командира приветить готов, но если этот особенный…
— Особенный! — горячо подтвердил Василий. — В Красной Армии с тридцать седьмого года, летчик-истребитель. Хасан, Халхин-гол… И сейчас с первых дней на фронте. В конце сорок первого стал командиром эскадрильи.
В голосе Василия прозвучали горестные нотки: отец упорно не пускал его в бой. «Хватит в моей семье одного военнопленного», — знакомый спокойный голос с легким кавказским акцентом до сих пор звучал у полковника Сталина в ушах.
Василию было позволено создать «свой» полк, укомплектованный лучшими фронтовыми летчиками.Хорошо зная кадровый состав ВВС, полковник Сталин взялся за дело энергично…
Называя майора Клещева «своим» летчиком, Василий Сталин не преувеличивал. Клещев был как раз из этого особенного полка, которым — не командовал, но распоряжался — сын Верховного.
22 мая 1942 года, Подмосковье, аэродром Люберцы
Большой транспортный Ли-2 приземлился в Люберцах.
Пять человек вышли на аэродром — в руках маленькие чемоданчики, глаза щурятся на ярком свету с непривычки.
Их встретили товарищи.
— Капитан Корзников, — представился один из них. — Идемте, все покажу и расскажу.
Вновьприбывшие переглядывались. Клещев высказал общее недоумение:
— Видите ли, товарищ капитан, у нас тут недопонимание. Мы воевали в районе Ржева. Возвращаемся с боевого задания — а тут на нашем аэродроме стоит транспорт. Кому, кстати, пришла в голову светлая идея присылать транспорт почти к самой линии фронта? Немцы могли бы его сбить за здорово живешь!
— Так не сбили же, — заметил Корзников.
— Это мы заметили, — засмеялся Клещев. — Но мы-то считали, что летим в Москву за новыми самолетами!
— Нет, вас как лучших зачислили в штаб нового, особого истребительного полка, — объяснил Корзников. — Формируется он на базе нашего 434-го истребительного.
— А ваш 434-й истребительный — он что, какой-то выдающийся? — хмыкнул Клещев.
— Вовсе нет, просто так сложились обстоятельства… — Корзников был далек от мелочного «патриотизма». — Мы сражаемся с первых дней войны, чего только у нас в полку ни происходило, и боевых потерь было очень много, и небоевых — от неопытности молодого пополнения… В конце концов осталось у нас в полку всего несколько человек летчиков да семь самолетов ЛаГГ-3. Сдали мы наши семь самолетов, и отправили нас на переформирование. А тут товарищу полковнику Сталину потребовалась хоть какая-то основа, чтобы собрать свой полк, вот мы и подвернулись. Он как рассуждает? У немцев слишком много опытных пилотов, они уже успели повоевать в Европе, тактика у них отработана. А у нас на полк — обычно пять опытных пилотов и пятнадцать желторотиков. Если же собрать лучших да и бить немцев, так сказать, ударной силой, — то ситуация переменится.
Клещев подумал немного:
— Дрались в своем 521-м, будем драться теперь в 434-м, так какая разница? Чем больше стервятников собьем, тем лучше.
За разговором они добрались до казармы.
— Ну, товарищи, обустраивайтесь, — Корзников показал просторные, светлые комнаты, новые кровати, свежепокрашенные столы и стулья.
— Ого! — присвистнул Клещев. — Какие хоромы! Теперь я точно вижу, полк и вправду особенный!..
А вечером Клещева вызвал полковник Василий Сталин и объявил, что назначает его командиром полка.
— Добро, — сказал на это Клещев совсем неформальным тоном.
5 марта 1942 года, район Ржева
Задание было не из простых — разведка войск противника.
Вылетел командир эскадрильи капитан Клещев, взяв с собой ведомым молодого летчика — сержанта Карначенка.
— Как должен командовать командир? — рассуждал Клещев. — Сидеть в блиндаже и распоряжаться: лети туда, стреляй сюда? Да ни один молодой летчик не научится, если ему просто пальцем тыкать! На личном примере показывать надо! «Делай как я» — единственный путь. Пока не потрогаешь руками — не поймешь…
И добавлял:
— Пока командир летает, бьет врага — он настоящий командир, и авторитет у него настоящий. Прекратишь полеты и личное участие в воздушных боях — сразу утратишь моральное право называться летчиком. И командир уже из тебя никакой.
Советовать Клещеву взять с собой на задание более опытного пилота — дело бесполезное.
— А неопытных кто учить будет? — вопросил Клещев и больше уже ничего не прибавил.
…Фотосъемка была произведена благополучно. ЛаГГи уже возвращались на свой аэродром, когда впереди показалась группа пикировщиков Ju.87.
«Штуки» атаковали наземные войска.
По сорок первому году памятно было унизительное чувство бессилия — когда немецкие пикировщики, завывая, один за другим, волнами шли и шли, и от них не было никакого спасения. Люди просто зарывались в землю и ждали, пока ужас закончится.
Но сейчас им не сорок первый! И в небе — не одинокий, обреченный на гибель «ишачок», как случалось в те страшные дни, — в небе ЛаГГи-3 и за штурвалом — советские истребители, вооруженные не только отвагой, но и умением.
«Данные разведки слишком важны, Иван, — напоминал капитану командир полка. — Смотри, не ввязывайся в воздушные бои. Знаю я тебя…»
«Ага, как же — не ввязывайся!.. Что же, позволить им и дальше хозяйничать? Там, на земле, наша пехота погибает…»
Клещев поднял самолет в облака и атаковал сверху.
Короткая очередь — и один «Юнкерс» падает.
Карначенок открыл огонь по второму немецкому самолету.
— Плохо бьешь, Коля, слишком далеко, — пробормотал Клещев. — Делай как я…
Длинные очереди сержанта лупили по самолету, а цели не достигали.
Довернув самолет, Клещев уверенной короткой очередью добил «Юнкерс».
Пикировщики рассыпали строй.
Клещев снова поднял самолет в облака. Задали немцам жару — и будет. Повторная атака была бы ненужным ухарством — в самом деле, данные разведки слишком важны, чтобы чрезмерно рисковать.
Да и топливо заканчивается, и боеприпасы на исходе.
Когда самолеты приземлились, на аэродроме уже знали о произошедшем. Победителей не судят — а кроме того, ругать Клещева смысла не было. Он все равно поступал по-своему.
Вечером Карначенок подошел к Клещеву и тихо спросил:
— Зачем ты второй «Юнкерс» на мой счет записал? Я-то видел, его ты сбил.
Клещев покачал головой:
— Нет, Коля, ты по нему стрелял, повредил его — так или иначе, и он превратился в мишень. Ты всю работу сделал, мне только осталось точку поставить. Скажи лучше, ты хорошо смотрел, как я маневрирую, как веду бой на вертикалях? Делай как я!
Когда Карначенок, немного смущенный, ушел, командир звена старший лейтенант Андрей Баклан заметил:
— Ты, Иван, вечно «своих» немцев на ведомых записываешь!
— Это им помогает почувствовать себя боевыми летчиками, — невозмутимо отозвался Клещев. — Да и потом, какая разница — на кого записать? Что за счеты? Мы что, в бильярд играем? Главное — еще одним стервятником меньше.
Это был его любимый припев.
19 сентября 1942 года, Сталинград
Новый самолет Як-7Б был быстрее и легче ЛаГГ-3.
Вот уже неделю полк воюет под Сталинградом — прикрывает переправы через Дон в районе Калача.
Командир полка потребовал поставить на самолет рацию.
— Нам нужна надежная связь с землей, — говорил он. — Без этого взаимодействия с наземными войсками не будет. А мы ведь действуем в интересах пехоты. Хватит изображать из себя небожителей — в общем, Василий Иосифович, давай рацию.
«Васька» постарался — рация появилась.
Полк вылетел прикрывать бомбардировщиков — Пе-2 подполковника Полбина шли на задание.
Клещев первым вступил в бой с «мессерами» и сбил один и почти сразу зашел для атаки на второй.
В этот момент очередь прошила Як-7Б, и вспыхнул бензобак. Самолет загорелся.
Клещев не сразу почувствовал боль — только когда пошевелился, чтобы выбраться из кабины. Он был ранен, и поэтому двигался медленней, чем следовало.
«Лишь бы парашют не загорелся», — подумал он, неловко вываливаясь из горящего самолета.
Одежда на нем уже тлела.
Клещев дернул кольцо парашюта…
Он пришел в себя в полевом госпитале.
А на следующий день по личному распоряжению Василия Сталина героя отправили в Кремлевскую больницу.
6 ноября 1942 года, Москва, Кремль
— Конечно, я помню Ивана Клещева, — закивал Михаил Иванович Калинин, когда Василий Сталин заканчивал рассказ. — 5 мая этого года я вручал ему Золотую звезду Героя. За мужество и отвагу… Так его представили к званию Героя вторично?
— Нет, — ответил Василий. — Все по-другому. Видите ли, Михаил Иванович, когда Клещев выбросился из горящего самолета с парашютом, одежда на нем горела, и вообще… у него оторвалась Золотая Звезда!
Калинин потемнел лицом:
— Потерял?!
— Если бы он ее по глупости потерял!.. — горячо заверил Василий. — Но ведь тут какое обстоятельство! Михаил Иванович, ему нужно новую Звезду вручить. Взамен утерянной.
— Вы понимаете, товарищ Сталин, о чем просите?
— Понимаю. Под мою ответственность, — сказал Василий.
Калинин пожал ему руку и ответил:
— Хорошо.
…И Иван Клещев вторично получил Золотую Звезду взамен оторвавшейся.
31 декабря 1942 года, аэродром Рассказово
Герой Советского Союза майор Клещев уже неделю находился на месте базирования Шестого запасного авиационного полка. Теперь, после тяжелого ранения, он служил в Инспекции ВВС, помогал фронтовым летчикам повышать боевую квалификацию.
Работа полезная, нужная… Но душа рвалась в небо.
В Москве к тому же ждала Ивана любимая женщина.
— Иван Иванович, снегопад обложной, нельзя лететь, — дежурный выглядел хмуро.
— Что значит — «нельзя»? — вспыхнул Герой. — Мне нужно в Москву! Ладно, все, не задерживайте! — Клещев отмахнулся от всех возражений. — Як-9 — отличная машина, проскользнет как птичка.
Спорить с любимцем самого «Васьки» никто не захотел, и Як-9 поднялся в воздух.
Скоро над аэродромом Рассказово снова появился самолет — темный силуэт среди сплошного снегопада.
— Вернулся Иван Иванович, понял, что в район Москвы не пройти. Голос разума возобладал, — дежурный вышел на летное поле.
Як-9 начал планировать, спускаясь все ниже. И… в критический момент, когда нужно было выводить самолет из планирования, сплошная белизна подвела летчика.
Як ударился о землю и разрушился.
Когда к самолету подбежали, Иван Клещев был мертв…
— …Как — в авиакатастрофе? Нелепо, глупо?.. — Василий Сталин был вне себя. — Нет, ни в коем случае! Сообщите, что майор Клещев сбит зенитной артиллерией противника. Мне все равно, что это неправда. Правда только одна — мы потеряли лучшего пилота моего полка! Все остальное не имеет большого значения…
© А. Мартьянов. 18.10. 2013.
Обсудить рассказ можно здесь.