15 июня 1943 года, село Иловское, место базирования 7-го бомбардировочного авиакорпуса
«Виллис» мчался по пыльной грейдерной дороге, обгоняя танки, тягачи с орудиями, машины с пехотой.
Командир Второй воздушной армии Красовский объезжал свои «владения». Предстояла крупная наступательная операция. Оперативная пауза заканчивалась, авиацию ждала большая работа.
Эскадрильи не теряли времени даром: учения велись постоянно.
Седьмой бомбардировочный авиакорпус по праву считался одним из лучших. И командовал им один из лучших — Герой Советского Союза, опытнейший летчик полковник Иван Семенович Полбин.
— Смотрите, товарищ командующий!
Адъютант Семен Павличев не в силах сдержать восхищения.
В небе «Петляковы»: один за другим самолеты выходят к расчетной точке и устремляются вниз резко, как с горной кручи. Гремят взрывы, гудят моторы.
— Красотища, товарищ командующий!
Красовский улыбается в ответ. Красота. Иначе не скажешь.
«Виллис» наконец сворачивает с дороги и по разбитому проселку движется к опушке молодого лиственного леса. Отсюда не видно, но там спрятались самолеты — замаскированы.
Полигон — дальше, за лощиной. Там выложен выкрашенный известью белый крест — цель для бомбардировщиков. Земля там изрыта взрывами.
Красовский не отрывает глаз от бинокля. Ага, а вот и истребители прикрытия — летают двумя эшелонами: наверху, там, откуда бомбардировщики уходят в пике, и почти у самой земли…
— Во дает Иван Семенович, — вздыхает начальник штаба генерал Качев, — даже учебное бомбометание проводит под прикрытием истребителей.
— Отрабатывать нужно не только бомбометание, но и взаимодействие самолетов в воздухе, — кивает командующий армией. — Многому научил нас Сталинград. Жаль только, что цена науки оказалась высока.
Пассажиры «виллиса» замолкают: воспоминания о минувшей битве еще свежи.
Немецкие летчики быстро разобрались, где у советских «пешек» уязвимые места и когда их лучше всего поразить огнем.
Пока пикировщики с головокружительной скоростью — до девятисот километров в час — идут к земле, истребители не могут взять их в кольцо прицела.
Они выжидают. Удачных моментов для атаки два: при вводе в пикирование, когда внимание летчика и штурмана сосредоточено на прицеливании, и при выходе из него, когда скорость самолета резко падает.
Вот тут «Мессеры» и наносят смертельный удар.
Полбин предложил разделить истребительное прикрытие на две группы: одна остается на высоте ввода самолетов в пике, другая уходит вниз и ждет, когда пикировщики сбросят бомбы и снова начнут горизонтальный полет.
— Здравствуйте, Иван Семенович! — Командующий заметил полковника издалека и приветственно окликнул его.
Полбин сидел возле радиостанции с микрофоном в руках и что-то передавал экипажам, находящимся в воздухе. Заметив «виллис», он передал микрофон другому офицеру и подошел к Красовскому.
Поздоровались за руку.
— Довольны ли вы своими молодыми летчиками? — спросил Красовский.
— Вполне, товарищ командующий. — Полбин вдруг засмеялся. — У нас тут один молодец облетывал Пе-2 после замены мотора. Поднял машину в воздух и вдруг давай выделывать на ней фигуры высшего пилотажа. Так у нас этот «Петляков», будто истребитель, накрутил «бочки» — три одинарных и двойную.
— Ну так а что, парень недалек от истины: это ведь в природе Пе-2, — улыбнулся Красовский. — Первоначально он разрабатывался как высотный истребитель дальнего действия с герметической кабиной. И только потом проект изменился, и был создан скоростной высотный бомбардировщик. Так что все правильно.
Полбин кивнул на самолеты, продолжавшие заходить для бомбометания:
— Главная задача у нас — отработать слаженность экипажей. Ведь в горизонтальном полете летчик видит цель ровно до того момента, пока ее не закрывает полкабины, а дальше он выполняет команды штурмана. Вот тут, как говорится, и важно, чтобы два человека действовали как единое целое.
— Правильно мыслите, Иван Семенович, — одобрил Красовский. — В ближайшее время предстоит бомбить малые цели, переправы, мосты, отдельные огневые точки.
— Значит, наступление, товарищ командующий?
— Значит, наступление. И вот еще, товарищ Полбин: отберите экипажи, способные действовать в сумерках.
4 июля 1943 года, штаб Воронежского фронта
Летняя ночь коротка.
— А поспать-то сегодня не получится… — задумчиво проговорил представитель Ставки по авиации генерал-полковник Григорий Алексеевич Ворожейкин.
Присутствие Ворожейкина в штабе и поздний вызов к командующему фронтом без всяких слов объяснил Красовскому: начинается.
Ворожейкин «колдовал» над картой, обложившись разведданными, аэрофотоснимками местности, то и дело наклонился ниже с лупой в руке.
Григорий Алексеевич — офицер еще царской армии — опытнейший командир. Его присутствие сейчас успокаивало.
Ватутин, напротив, выглядел нервным, взвинченным:
— Немцы наступают завтра. Мы должны их опередить. — Он потер ладонью лоб. — Да, операция наша — оборонительная, и все-таки…
Природу души не переделать: хоть Ватутин и вынужден был сидеть в обороне, он то и дело переходил в наступление. Активная же оборона? Активная! Нужно противника обескровить, измотать? Нужно!
Поэтому — бить, бить!
— Поступим неожиданно, — продолжал Николай Федорович, — жахнем по их аэродромам. — Он показал на Ворожейкина, все еще подсчитывавшего количество немецких самолетов, обнаруженных нашей разведкой на аэродромах. — Нанесем массированный удар — и посмотрим, как они будут поддерживать свои наземные войска без авиации. Артиллерии-то у них не хватает, самолетами прикрываются.
Красовский понял: время бурных дебатов позади, командующий фронтом утвердился в своем решении — теперь остается только действовать.
До сих пор шли серьезные споры. Командующий Шестнадцатой Воздушной армией, например, был уверен: бомбежка немецких авиабаз обернется для нас серьезными потерями. Не лучше ли нанести массированный удар по танковым и механизированным соединениям противника с первых же часов битвы?
Дополнительная воздушная разведка, произведенная в начале июля, подтвердила переброску частей немецкой авиации на передовые аэродромы в районы Белгорода и Харькова.
Это окончательно утвердило Ватутина в принятом решении.
— Мы до сих пор точно не знаем, где противник применит свои главные силы, — признал Николай Федорович. — Имеются три варианта развития событий. Три: Обоянь, Короча и Прохоровка. Среди нас, полагаю, ясновидящих нет, а действовать наугад — опасно. Вот если мы заранее ослабим их авиацию — другое дело. Это в любом случае нанесет немцам серьезный ущерб, где бы они ни наступали.
Прибыли командующие других воздушных армий — Шестнадцатой и Семнадцатой.
Ворожейкин оторвался от карт, подозвал их к себе:
— Вторая атакует вот здесь, — показал он, — аэродромы в окрестностях Белгорода: Сокольники, Померки и Микояновка. Шестнадцатая — Харьковский узел — Рогань и Основа. Кроме того, у нас есть основания полагать, что некоторые авиагруппы противника могут отсиживаться на аэродромах Барвенково и Краматорская. Это забота Семнадцатой. Теперь вот что, товарищ Красовский: вам надлежит выделить не менее шестидесяти истребителей для отсечения «мессеров». Маршруты изучены? Данные фоторазведки доведены до сведения личного состава? — Не дожидаясь ответа — знал: все сделано, — представитель Ставки продолжал: — Думаю, все пройдет как по нотам. Люфтваффе просто не успеют поднять в воздух основную часть своей истребительной авиации. Небольшие патрули, которые мы можем встретить, будут связаны боем. Кроме того, товарищи, не забывайте: Вторая и Семнадцатая налетят с востока, со стороны восходящего солнца, это ослепит зенитчиков. Ну а тот факт, что мы атакуем одновременно несколько аэродромов… — Он замолчал.
Коптила лампа, внезапно наступила тишина — пауза в разговоре — и отчетливо стало слышно пение птиц.
Начинался рассвет.
5 июля 1943 года, аэродром «Бессоновка»
Подполковник Храбак, командир 52-го истребительного полка, базировавшегося на аэродроме «Бессоновка», успел выяснить, что означает русское название этого места.
Оно оказалось вполне оправдано.
В четыре утра подполковника разбудил ординарец:
— Срочное донесение с радиолокационной станции «Фрейя»!
— Проклятье, — пробормотал подполковник, шарясь в полумраке избы в поисках мундира.
Хорошо, что русские варвары совершенно не придают значения технике. У них подобных радиолокационных станций нет — они даже не подозревают о возможностях «Фрейи» и «Вюрцбурга», которые размещены в районах Белгорода и Харькова.
А между тем такая установка способна обнаружить даже одиночный самолет на расстоянии девяноста километров. А уж большие группы самолетов фиксируются со ста пятидесяти километров.
Интересно, на что они рассчитывают, эти русские? На «фактор внезапности»? Пытаются повторить германский успех 22 июля 1941 года?
Командир вышел на летное поле. «Мессершмитты» уже выруливали на старт. Истребители не дожидались подхода своих бомбардировщиков — времени не было.
В серой дымке рассвета мощные германские машины ожидали противника.
И вот уже слышен гул моторов. Русские идут!
— Их здесь ждет теплый прием, господин подполковник! — заметил командир третьей эскадрильи майор Эвальд.
Храбак передернул плечами. В успехе он не сомневался. Однако придется пережить несколько неприятных минут.
Русские всегда действовали шаблонно. Но они чрезвычайно упрямы. Приходится буквально вколачивать их в землю.
Армада неприятельских самолетов плотными рядами пересекла линию фронта: это шли Илы.
Завязалось ожесточенное воздушное сражение…
5 июля 1943 года, 19 часов, КП Воронежского фронта
Ватутин получал все новые и новые сведения.
Наземные войска буквально кричали: «Где авиация?»
А командующие воздушными армиями доносили сдержанно, осторожно… и Николай Федорович понимал: атака аэродромов оказалась неудачной, потери тяжелы. Насколько тяжелы? Как вообще представить ситуацию?
Над Воронежским фронтом нависала угроза.
Судец прибыл лично.
— Об успехах прочитаете доклады, успехи есть, — сообщил он командующему. — А вот про мою Триста пятую штурмовую авиадивизию, которой следовало заблокировать аэродром Рогань, я расскажу лично — вместе подумаем, что писать.
— Говорите, — хмуро бросил командующий.
— Задача не выполнена, — прямо заявил Судец. — Для начала, график, разработанный штабом, не был выполнен. «Лавочкины» блокирующей группы приближались к немецкой авиабазе, а «Ильюшины» только-только начали взлетать. Над линией фронта Илы были встречены большими группами «Мессеров».
Ватутин барабанил пальцами по столу.
— Дальше, дальше.
— Группы командира эскадрильи капитана Цыганкова и заместителя командира полка майора Карбинского продолжали идти к цели. Хотя ясно уже было, что фактора внезапности не получится. Николай Федорович, большинству пилотов предстоял первый боевой вылет! Желторотиков послали!.. Из первой девятки вернулся лейтенант Шакурский — один. Говорит, «Мессеров» два десятка было — против наших девяти новичков. К аэродрому «Харьков-Основа» подошли шесть штурмовиков. Самолет капитана Цыганкова сбили зенитки, он сел на летное поле — которое сам же только что обстреливал.
— Стало быть, в плену, — подытожил Ватутин и поджал губы.
— А вот и нет, — Судец чуть улыбнулся. — Хоть этого не случилось: под самым носом у немцев Цыганков сумел уйти. Он уже в полку… В его группе сбиты еще три Ила. Вроде бы, перетянул на подбитом самолете через линию фронта младший лейтенант Быков. Он пока не вернулся. У Карбинского, который вел вторую девятку, зенитки сбили три штурмовика, еще три были уничтожены истребителями. Сам Карбинский тоже сбит. В часть вернулись трое летчиков и один стрелок. Николай Федорович, в Триста пятой потери — две трети штурмовиков из числа принимавших участие в налете.
— Но были же и успехи, были! — Ватутин хмурился. Он вздохнул: — Из рапортов летчиков можно доложить по меньшей мере об уничтожении шестидесяти немецких самолетов.
Ватутин молчал.
Кого обманывал? Шестьдесят или шесть немецких самолетов уничтожено — германская авиация по-прежнему удерживает господство в воздухе.
Предстоят тяжелейшие бои.
© А. Мартьянов. 18.10. 2013.
Обсудить рассказ можно здесь.